|
Казнь. | Litelatula.ru |
Ночью я сходил с ума. Я не мог понять — как это несколько человек, посовещавшись, решили лишить меня жизни. Несколько совершенно чужих, незнакомых дядей… Ясли бы я сам кого-то убил — ладно, тогда хоть понятно. Но казнить из каких-то там процессуальных соображений — чудовищно!
Еще когда мне читали приговор, я надеялся… Я просто не верил что так может быть. Судья медленно, нудно и долго перечислял мои преступления и вменяемые статьи. По такой-то я приговаривался к трём годам заключения, по такой-то — к пяти, по одной даже осуждался условно! И вдруг, в самом конце всей этой пустой болтовни, объявилась статья- по которой они сочли возможным пременть ко мне высшую меру наказания. Я чуть не упал, Я видел, как в зале побледнела мать и мрачный брат стал-говорить ей, обнимая, какие-то слова… Адвокат сразу подошел ко мне и сказал что все это ничего еще не значит. Что суд просто выполнил свою формальность, а окончательно решать всё, всё равно будут другие инстанции. Есть большие надежды… Я поверил. Я просто не мог не поверить, Ведь я-то знал совершенно точно, что не представляю для общества никакой опасности. Игры окончены. Я — больше никогда!…
Мне выдали новую специальную одежду и перевели в камеру смертников. При этом улучшлось питание и общее отношение обслуживащего персонала. Это было ужасно! Все, все подчеркивало мою обреченность! И эта забота о моем здоровье! Меня стал посещать врач! Какал насмешка! Зачем им мое здоровье? Зачем мне мое здоровье? Каму оно нужно — здоровье смертника — ведь абсолютно все ходатайства и прошения были отклонены. Последний ответ от самого главного правителя пришлось ждать особенно долго. И мне казалось что где-то там что-то взвешивают, думают, обсуждают! На самом деле просто формировалась партия документов на подпись — чтобы не отвлекать внимание президента на каждую судьбу, а дать ему возможность решить все судьбы — оптом! И его секретарь накорябал на моем деле, что великий гос. муж, внимательно изучив перепетии моих преступлений, не счел уместным облегчить мое положение…
Я успокаивал себя мыслью, что со временем адаптируюсь к этой ситуации. Пробовал отвлечься сочиняя стихи.. , Но когда пришел самый главный, последний отказ и началось ожидание казни, я ни о чем больше думать не мог. Мне не назвали дату моей смерти.
Мне не сказали — каким образам будут лишать меня жизни. Я ждал каждый день. Облегчение наступало в обед. Я был уверен, что казнь случится утром. И если приносили обед — можно было чувствовать себя в безопасности до следущего утра. Но фактически — до вечера — потому что вечером начиналось ожидание утренней казни. Все это оказалось ерундой по сравнению с действительной процедурой. Утром ко мне ввалилась целая компания и сердце во мне остановилось. Наступил паралич. Немая волна прошла через лицо.Мне снова прочли приговор и все отказы. Потом главный прокурор объявил мне о там, что церемония убийства состоится завтра утром. Я буду застрелен в специальное комнате через дырочку в стене. (Мне это показалось особенно подлым: мне даже не дадут возможности увидеть своего палача и сказать ему слово укора…) Кроме того мне предоставляется последнее свидание с матерью.
- Зачем свидание? Что я скажу ей? Зачем разбивать её сердце? Меня отвели в комнату где за пуленепробиваемым стеклом сидела мать. Переговорным устройством служили телефонные трубки и это добавляло нелепый колорит в сктуацию. Матушка конечно готовилась к этой встрече тщательно. Взвесила все — как себя вести чтобы не заставить меня дополнительно страдать. Она конечно наелась таблеток чтоб не сорваться. Но все равно в глубине ее глаз светились иглы невыносимей, безысходной боли и ужаса. Я улыбнулся ей жалко.
- Сынок, может быть ты не веришь, но я теперь точно знаю, что Бог есть. Он посылает нам это испытание чтобы потом простить. Они убьют только твоё тело и, вот увидишь, мы скоро встретимся с тобой там.., я не знаю где…
Что она могла еще сказать? Я заплакал обратной стороной глаз, но она все же увидела. Я попросил ее не думать обо мне и это была единственная минута когда сам я о себе не думал. Мы долго — сколько позволило время свидания — молча смотрели друг-другу в глаза — чтобы не пользоваться позорными трубками в такой великий момент. И никогда в жизни мы не были ближе друг к другу. В камере мне подали праздничный обед, Я принялся есть, надеясь отвлечься. Надеясь, что пища отвлечет деятельность организма от головы к желудку. Но кусок мяса напоминал мне о том что это тоже чья-то — пускай животная — жизнь отобранная грубо людьми. Я думал что ем напрасно — запаса энергии во мне вполне достаточно чтобы преодолеть оставшееся расстояние. От страха расстроился желудок и сразу после обеда я сел на парашу. Меня удивляли происходящие во мне процессы ассимиляции и диссимиляции. Удивляло то, что организм продолжает выполнять свои физиологические функции,накануне своей гибели. Почему не останавливается кровь во мне? Значат приговор властей — дяя организма не убедителен и есть у него еще надежда? Я понял что надежда еще не испарилась и в моем мозгу. Еще было какое-то смутное ожидание чуда. Пробуждения. Вдруг завтра меня отведут в проклятую комнату и в самый последний момент скажут что высшая мера заменена на пожизненную каторгу! Как я хочу работать в каменоломне! Или рабом, приковать меня цепями к веслу — какое было бы счастье! Глупец! Чего мне не хватало в жизни? Я мог ходить свободно, есть, питъ, спать, общаться с людьми… По сравнению с вожделенной сейчас каменоломней, я был недосягаемо, непостижимо счастлив! Почему же не ощущал этого великого счастья? Неужели нужно сидеть в камере смертников для того чтобы понять яркое счастье жизни? Любой.
Потом был еще ужин и наступила ночь. Охрана тщательно проверила камеру — чтобы у меня не оказалось никакой малейшей, сдучайной возможности убить себя самому. Меня поразила эта жажда, конечно не самих охранников — государства — лишать жизни своих граждан именно насильно и по своему усмотрению. Я даже не заметил, что в мыслях моих государство становится лицом собственным. Живым существом наделенным эмоциями. Потом сквозанула в мозгу опять надежда — может быть все же возможно помилование? Может поэтому?..
Подумалось что если бы я был тюремщиком смертника, то обязательно сказал бы ему "по секрету" что решено довести процедуру до конца, что меня поставят к стенке — все как положено, только выстрела не будет — через несколько минут мне объявят о помиловании и это совершенно точно. Мне бы это ничего не стоило, а смертник прожил бы свои последние часы в радости, в неслыханном счастье. Как я был бы признателен тому, кто обманул бы меня так! Но ничего подобного мне никто не сказал и когда все удалились, я принялся сходить с ума. Истерика сменялась столбняком, но только аппатия не наступала. Все же я взял себя в руки и попытался спокойно всё обдумать: Ну, ладно. Умирать — все равно прийдется всем. Закон. Чего же тогда особенного? Чем моё положение хуже того что испытала наша бабушка в девяносто шесть лет? Сколько не живи — умирать не охота — не зря она так тщательно всегда проверяла ночные запоры… Но нет — врёшь, врешь! Ока ведь не знала когда! Да и была в маразме… А все-таки хреново вообще что надо умирать. Может правда есть Бог? Пусть будет! Но это все выяснится потом. Об этом — не сейчас думать, А о чем же сейчас? О смысле моей конкретной жизни? Почувствовать себя жертвой во имя высокой идеи? Чушь! Вот от чего плохо — не успел. Чего? Того что мог — не успел, не стал делать вовремя то что нужно было…
И это — чушь! Плохо то, что теперь только знаю как надо жить, что думать и чувствовать, кого и как любить — а поздно!
Не дадут, Как же выпросить? Что сделать, что сказать — чтобы дали? Есть ли такие слова чтобы их стали слушать? Чтобы все отложили и сказали: "Постойте — тут чувак правильно говорит — надо доложитъ…" Наверняка есть на свете такие слова, только как их придумать? На это у меня не хватит фантазии. Надо сейчас просто отвлечься. Ведь я живу еще — значит и сейчас мог бы быть счастлив, Ну-ка — испытай последнюю радость — сильнейшую в жизни!.. Сексуальную фантазию давай! Я попытался, Но возможность обладания женщиной, волновавшая всегда, теперь не работала, Я принялся мастурбировать, но не добился даже эрекции, не говоря уже об оргазме. Нет – все это — туфта. Тебя утром поставят к дырке и пристрелят и сперма твоя — останется в яйцах, а потом выйдет гноем в той яме где тебе предстоят разлагаться! Из чувства противоречия я вновь попытался вызвать семяизвержение — выпустить на волю ту потенциальную чью-то жизнь оставшуюся в моих генеталиях. Не получилось… Если бы вырваться на свободу! Надо делать детей при каждом удобном случае – на протяжении всей жизни. Пусть живут — не надо убивать! Пощадили бы хоть ради них – потенциальных. Ведь со мной они убьют целый род! Боже мой! Это я предал всех их — моих несостоявшихся потомков,. Не дал им возможности жить! Но значит им и не умирать. Не жаться в страхе, не сходить с ума…
-Что же делать? Что надо делать? Бедная мать,, Как переживет она завтрашнее утро? Так я думал всю ночь…
Это была самая долгая и самая короткая ночь в моей жизни. Я все пытался сорентироваться во времени — и ко мне не смогли войти неожиданно — я ждал каждый миг. Всё равно вздрогнул, как от неожиданности и подумал: «Все — пиздец !» -когда начались шаги.
Меня повели в душ и я тщательнейшим образом мылся лихорадочно соображая — что же я должен сказать. Мыл тело и разглядывал его с удивлением: вот все действует, шевелится, чувствует, а через пару часов не будет ни шевелиться, ни чувствовать… Бедный мой член от страха ушел весь в меня и глядел наружу, в последний раз, только жалким своим кончиком: никогда уже ему не подняться во весь рост и не вызвать восторг самки, не выполнить своего радостного предназначения… Если бы мог, я оторвал бы его и выбросил на волю за решетку — пусть бы кому пригодился. Но он не может жить без меня…
Доктор измерил мне давление и я с надеждой глядел на него -вдруг скажет что в моём состоянии казнь невозможна. Но он удовлетворение кивнул головой и подписал какую-то бумажку свидетельствующую о том, что в мир иной я отправился в добром здоровьи.
Дали зачем-то завтрак. И я поел — тщательно пережевывая пищу, — как бы заботясь о желудке… Потом мне ещё раз прочли приговор, наконец, спросили – нет ли у меня последнего желания.
- Не убивайте меня пожалуйста! я буду делать все что скажете…
- Об этом не может быть речи. Вы же слышали приговор суда.
- Тогда дайте мне какой-нибудь наркотик. Я хочу умереть от передозировки наркотика.
- Конституцией нашей страны, такой вид казни — не предусмотрен.
- Ну дайте, будьте людьми – снотворное, траквилизатор! Какая вам разница в каком
сосотоянии я перестану представлять опасность для общества!
- Никаких допингов, транквилизаторов, медикаментозных средедств.
- А можно стакан водки и сигарету?
- Водки — нельзя. Сигарету — пожалуйста, можете выкурить.
Мне дали закурить, но я сжег сигарету в четыре затяжки. Попросил еще одну, но вызвал только досаду окружающих — все куда-то сильно спешили. Мне хотелось сказать: "Мужики, такое дело — умираю. Давайте — успеете вы — посидим поговорим часик-другой. Я вам хотя бы про себя расскажу,вы ведь ничего обо мне не знаете — что я пережил — передумал будте людьми — не спешите. Это ведь не так просто… Но ничего я не сказал — конечно, меня повели… Я — впереди, сзади — целая кавалькада. Тут наконец страх мне помог. Я впал в состояние шока и уже ничего не чувствовал, еолько увидел пресловутую дырку в стене, к которой меня подвели и установили, как манекен.
- Если будете стоять спокойно, не шевелясь, то пуля попадет вам точно в мозжечек и вы не почувствуете удара, — сказали мне они и вышли из комнаты.
Я стоял не шелохнувшись при бешенном пульсе. — Чего же я ТАК боюсь? Ведь не боли же, которую не смогу, не успею ощутить и проанализировать… Сейчас они сотрут мои будущее, настоящее и прошлое. Это страшно? Им что? Мне нужно было решить этот вопрос — от чего так страшно. Понял! Меня пугает нарушение структуры! Нельзя чтобы сквозь меня пролетал предмет… Вот что. Просто инстинкт. А ведь не нравится мне моя структура — сам сколько раз думал об этом… Хотел бы быть умнее, мудрее, красивее, смелее, здоровее — масса недостатков в структуре… Но они не исправят их, а лишь уничтожат. Что же не стреляют? Я уже кажется просто сошел с ума.. .. Стреляйте! Я все еще жив!!!
- Ну, стреляй блядь!.. Бля-а-адь! — заорал я и с этим последним словом изо рта вылетела пуля.
1997г.
 Коллеги.Володя писал, что провёл несколько часов накануне ползая на коленях под эстрадой, на которой представлялись восточные танцы. Вены на ногах чуть не полопались, все суставы заскрипели и в конце ему пришлось снова учиться ходить. |  Детский сад.- Тише! Не бойся. Хочешь, мы тебе тоже покажем? Они дружно стягивают свои трусики до колен. Мне становится очень интересно. Из корридора слышатся шаги воспитательницы. Мы прячемся под одеяла, а она берет с полки книгу, усаживается на стул и принима |
