|
Подельник Сидоров | Litelatula.ru |
Плохо если не упеваешь скорректировать своё поведение под изменившуюся политику начальства. Вообще это общий принцип: " Здоровье — способность организма быстро адаптироваться к изменяющимся условиям внешней среды".
Когда я, разорившись, погорев на трёх реформах, вернулся в родной город и устроился в вечернюю газету, там как раз происходил разгул демократии. Главный босс решил что все люди взрослые, к тому же творческие… Не надо никого учить жить. Кто хочет пусть пьёт, кто захочет — поработает. Заработок будет пропорционален — это и есть главный рычаг управления. Газета добившаяся независимости и процветания отличалась по тем временам большой смелостью и откровенностью публикаций. Было еще всё впереди.
На планёрках нам объявляли в каком кабинете и во сколько будут наливать сегодня в честь очередного дня рождения. На "великие"праздники типа двадцать третьего февраля, главный редактор провозглашал тост прямо с утра у себя в кабинете.
Публика обалдела от такой неслыханной свободы. Все задрали кадыки и не прерывали глоток даже если в комнату заходил хоть кто.
К концу рабочего дня мог зайти наш редактор и спросить: "Женя ты еще в состоянии съездить на съёмку? Там машина заехала в дом… Вот тебе на такси. Водители уже ушли…"
На такси давалось с таким запасом которого вполне хватало еще на весь пьяный вечер.
Потом появился Сидоров. Сначала на планёрке прочитали его письмо из России: "Здесь мне херово… работа — говно… я так жестоко ошибся… страшно скучаю… Поцелуйте всех моих Сидоровых коз…" Странно звучало. Я отсутствовал в редакции года два. Как за такое короткое время мог там появиться неизвестный мне человек, стать настолько своим, чтобы иметь право говорить: "мои Сидоровы козы", уехать в Россию и успеть соскучиться…
Однако его письмо все вроде бы слушали одобрительно и ему было отписано что можешь возвращаться квартиру купим.
Серёжа Сидоров оказался мужиком под пятьдесят с короткой стрижкой и стальным взглядом. Выглядел весьма решительно. Больше Сергей, чем Серега.
Он купил квартиру и мы его перевезли. Он не пил вовсе. Писал не интересные вещи, но с претензией. Казалось – вот, вот сейчас разгонится.
Когда ему стукнул полтинник, он с достоинством принимал поздравления и дорогой телевизор. Потом незаметно стал бухать: пивко, винцо, чуть-чуть водочки… На это никто не обратил никакого внимания. Все ведь квасили. Но он иногда стал падать и валяться.
Когда на очередном дне рождения зам.редактора Козлинский ударил по морде корреспондента Степанова, первому объявили выговор. — Прийдётея уволить пару человек для острастки — сказал покуривая у нас в фотолаборатории главный босс.
- Вы только меня не увольняйте — пошутил я.
- Тебя, Женя, я никогда не уволю.
Политика начальства круто изменилась. Пить стало опасно. Толпа продолжала. Должна была появиться жертвенная овца. Или две.
Сидорова уволили после того как он на какой-то крутой презентации полез на сцену и поздравив всех присутствующих с событием, попытался спеть "от имени редакции вечерней газеты".
Меня уволили через два месяца за то что я по-пьяне потерял камеру. Разумеется это было сделано чтобы другим неповадно было. И через полгодика нас обоих восстановили. После репрессии мы честно рвали себе жопы чтобы доказать свою лояльность и полезность. Поэтому было не удивительно когда Сидоров предложил начальству план грандиозной командировки в Москву. Он пообещал использовав свои связи с ментами обеспечить шмон в пассажирском поезде и всю дорогу задерживать всяких мздоимцев от проводника до начальника.
Меня позвали на ковёр и спросили не хочу ли я поехать в Москву и что я вообще об этом думаю. Я сразу, помнится, сказал что прокатиться на поезде туда-сюда вряд-ли будет рентабельно. И зам.редактора Козлинский констатировал, что я веду себя не как подобает истинному репортёру. А я просто прикинул что ездить прийдется целую неделю и получится с этого всего пара материалов. А скорее всего один. Это разумеется отразится на гонораре. Но делать было нечего и я согласился поехатьчтобы доказать свою дееспособность.
Проницательный Серёга Медведев прогноз выдал неутешительный: " Эта поездка на провал. Вы будете всю дорогу хуярить. Снимков сделать вам не дадут, а написать всё можно и не выходя из редакции."
Но я был на твёрдой завязке, Сидоров, кажется,тоже и особой опасности я не почувствовал.
Последние дни перед стартом Сидоров пробивал повышенные командировочные. Он набрал полные карманы чужих денег и заказов. А в день отправки появился в фотолаборатории с баночкой пива в руке.
- Ну вот и пиздец — сказал Сережа Медведев. Начало хорошее!
- Да я всё время пивко пью. — Невозмутимо возразил Сидоров. — Ничего страшного. Крепкого: ни-ни! Я вот с собой беру целый кейс детективов в дорогу. — Он открыл свой сундуЙ и показал действительно много книг. Меня это успокоило. Поезд отходил в двеннадцать ноль-ноль.
Сидоров сказал мне что мы поедем в штабном вагоне номер 9.
- С нами будет одна баба в штатском: крупный чин из эмвэдэ. Она — инкогнито… А -вся толпа силовая — в отдельном вагоне — чтобы не заметно… Когда доедем до Луговой начнут хлопать проводников за взятки и железнодорожных мусоров которые попытаются проводников отмазать… А ты побольше снимай беспорядок и ничего не бойся: будет надо — помогут.
У него был билет на троих до Москвы и обратно. В самый последний момент он еще раз нырнул в бухгалтерию и взял еще по сто тысяч российских
под каким-то важным, неожиданно всплывшим предлогом. С деньгами был полный кайф. Таких щедрых командировочных мне и не снилось.
В одиннадцать пятнадцать мы взяли в руки свои баулы и пошли сажаться. Вся редакция провожала нас завистливыми взглядами. Мы безусловно были героями дня и шли на подвиг. Да еще на приятный.
На вокзале уже объявили посадку и все вагоны были облеплены уезжающими, провожающими и желающими уехать. У девятого штабного вагона всё было тихо и погрузка происходила степенно.
Сидоров сказал мне садиться, а сам остался на перроне ожидать крупную эмвэдэшницу.
В четвертом купе, куда я завалил согласно дислокации;оказалась уже наша соседка -- женщина слегка за тридцать со спортивною фигурой и очень приятным, распологающим лицом.
- Я до Оренбурга — сказала она. — Нина.
- Женя. Мне стало сразу уютно и не жалко что позволил себя втянуть в авантюру. — А далеко до Оренбурга?
- Завтра утром выйду. В пять ±часов…
- Очень жаль! — искренне сказал я и она улыбнулась приветливо и благодарно и сразу стало понятно что она — своя в доску и будет с ней общаться просто и хорошо — без проблем.
Дверь купе приоткрылась и вошла солидная дама в сопровождении Сергея Сидорова. Он вел себя очень официально.
- Знакомьтесь, Ольга Петровна — Женя (наш лучший фотокоррр).
- Нина — просто сказала Нина, протягивая руУу.
После рукопожатий стали распологаться. Нам с Ниной достался второй этаж. Сергей Сидоров И Ольга Петровна устроились внизу.
- Сейчас закажу чайку — сказал Сидоров как только поезд тронулся. Он вышел и очень скоро вернулся со старательно-вежливой проводницей. Сразу было понятно что Сидоров уже успел напустить дыму. Проводница смотрела на него с благоговением, а он пускал в ход царственные жесты и фразы.
Чай появился быстро. Стаканы в сияющих чистотой подстаканниках… Нам к тому же сказали что рядом, через тамбур, едет вагон-ресторан. Там
можно поесть из меню, или заказать что-то вкусненькое…
- Вы мне скажите, я всё устрою.
Проводница ушла. Попив чай Сергей завлился читать. Ольга Петровна сидела индиферентно как маникен, глядя на уходящий вдаль за окном занакомый пейзаж в одном и том же ракурсе.
Мы с Ниной немного поговорили. Она оказалась учитилкой физкультуры в школе. Маленькая зарплата, муж тоже учитель физкультуры — пьяница. Приходитсл подрабатывать. Барахло туда, барахло сюда…
Я,в свою очередь,постарался как можно скромней подчеркнуть свою уникальность. Захотелось быть остроумным и нравиться. С Ниной это всё легко получалось. Она смотрела весьма поощрительно. С удовольствием смеялась над шутками и ясно показывала что ей всё приятно.
Серёжа через некоторое время вышел, но сразу вернувшись приоткрыл дверь -Жень, пойдем поговорим.
Пошли в тамбур.
- Наверно я напрасно взял тебя. Надо было Доца. — Начал Сидоров. Ты ведь меня заложишь! Вот сейчас на луговой будет хорошее пиво…
- Да какое мне дело. Ты только не нажрись. А то сорвёшься…
- Я не сорвусь.Не сорвусь. Но ты ведь знаешь — я мастер спорта по боксу…
- Пошел на хуй!
- Нет, серьёзно. Мы должны друг-другу помогать. Мы сейчас одна команда.
-Пошли лучше, познакомь меня с ментами. Наверное надо уже что-то снимать.
-Нельзя!!! Как надо будет они сами к тебе подойдут. А пока — отдыхай. Завтра начнём работать… Смотри Женя, не стучи! Я всё узнаю.
Разговор был мне неприятен и непонятен. Чего он боится? Что я сдам его с пивом? Но он же открыто пил его на работе еще перед мужиками…
Мы вернулись в купе и помолчали. После Очередной микроскопической остановки на каком-то полустанке, по корридорам начали бегать торгаши выкрикивая: "Риба, риба!" — Скоро Луговая.- Сказала Ольга Петровна ни к кому не Обращаясь.
Через некоторое время поезд действительно замедлил ход и стали мелькать за окном всё чаще постройки. Убогие сооружения — предстанционный синдром. Потом пути разбежались увеличив своё число многократно и по селектору объявили: "Станция Луговая. Стоянка сорок минут."
Мы пошли прогуляться по перрону. Все Отдельно. Ничего интересного там не было. Меня опять настиг Сидоров. — Женя, так ты не настучишь? Не вложишь? Я пивка хочу взять…
-Если тебя это так тревожит, я тоже могу пива купить…
- Сорвёшься! Смотри.
- Не ссы…
- Втереть что-ли правда? — сверкнуло в башке. — Сидор всё равно сегодня нажрется и работы не будет. Железная дорога -это так долго и скучно…
Я мысленно нарисовал два варианта развития ситуации: трезвый и пьяный. По перрону навстречу мне шла улыбаясь загадочно Нина. В руках у неё были лепешки и копченая рыба.
- Наловила? — спошлил я.
-Пошли лопать!
- К рыбе нужно пиво. — Мне самому стало стыдно за свои ремарки и еще актуальнее показалось возможное применение допинга. Я пошел.
Возле длинной цепи алкогольного ряда солидно разглядывал этикетки Серёжа. Он поднимал то одну, то другую бутылку и смотрел содержимое на свет, взбалтывал, анализировал пробку.
- Сыра карощий, Чымкэнт-завод. — Умолял продавец агонизируя шелушащимся черным лицом. Сидоров неумолимо проходил дальше и повторял свои манипуляции не реагируя на призывы дальнейших: "Суда, мучина, суда хады. Мой сматры!.."
Я из духа противоречия купил сразу пять пузырей, стараясь только брать бутылки со свежими этикетками. По мне уже мурашики бегали от предвкушения. Калькулятор оперативно подсчитал дозу которая вызвала серьёзные сомнения.
- Ольгу Николаевну пусть Сидор поит. Она бутылки две сожрет. Больше постесняется. Нина выпьет бутылку. А я с четырех — обоссусь… Лучше чего-то крепкого … На меня смотрела красивая бренди и я купил её не торгуясь. Вкусные сигареты для Нины (выпьет — закурит) с ментолом и без. Для себя пачку белого "Давыдов". Всё в мешок и за закуской. Времени оставлось -шмалёк. Я успел купить два копченых бройлера и десяток апельсинов. Фанту зацепил уже кидаясь на рельсы.
- Ого. — Сказала Ольга Петровна на меня, изучая торчащие из пакета горлышки. — Вы чего собрались?..
Сидор сидел на своём диванчике и строил из себя целку. На откидном столике уже не было места.
- Дорога дальняя — сказал я неуверенно и хрипло.
Нина сдержанно лежала на полке и на доброжелательность её взгляда слегка наслаивался вопрос.
Поезд тихонько поплыл и меня ударило вдохновение. — Да ладно! Давайте изучать друг-друга, пиво и рыбу. Это хорошо.
Нина облегченно улыбнулась и легла на живот чтобы видеть уходящий от поезда сумеречный пригород.
- Ладно, давайте ужинать — очень серьезно сказал демагог Сидоров. -Бренди ты Женя зря взял. Завтра много работы. Схожу к проводнику за стаканами, а вы пока со стола уберите. Закуску надо порезать… Нина…
Нина покачивала на стыках холмистой попкой в джинсах. Случайно, или нарочно? Я взялся за оформление стола. Места было мало. Пока я рвал цыплят и резал рыбу, Ольга Петровна извлекла из своего баула мятые яйца, кусок неапетитного сала, хлеб порезаный дольками и двухсотграммовую баночку мёда. Всё это очень к ней подходило. Такое же — ни к селу, ни к городу.
Ещё она достала четыре варёных картошины и бумажку с солью. Молча. Я еще подумал что наверное ей — ментовке,приходится себя сдерживать. Убедившись что Сидор притащил тоже пять пива, я успокоился и стал открывать пробки. Он пришел со стаканами и совершенно бесстрастно сразу налил себe "для пробы". Пил мелкими дегустационными глоточками, замирая и прислушиваясь ко вкусовым рецепторам, сохраняя пуританскую мину на роже.
- Вроде пиво хорошее. Не прокисло еще. — Сидоров поставил в уголок стола стакан со стекающей по стенвам пенкой и демонстративно-равнодушно прилег и открыл книгу.
- Чего улёгся? Пошли за стол. — Позвал я.
- Кушайте (усрёшься!) сказал Сидор бесполо. Я немного пожду, отдохну…
Я перестал обращать на него внимание. Галантно протянул Нине руку и она охотно воспользовалась ей для опоры слезая. С её стороны это была безусло- вно — любезность, потому что при её спортивной форме, конечно в опоре в виде моей руки, она не нуждалась.
Ольга Петровна расколупала яйцо и глотнув пива захавала его в два укуса.
Нина присела напротив меня. — Вообще-то я не пью…
- Немножко… — Огорчился я. — Как я буду за тобой ухаживать? Ты скажешь: "Гусь свинье не товарищ!"
- Не скажу! — пообещала Нина.
Процедура пошла. Я к тому времени вел трезвую абсолютно жизнь в течении девяти месяцев. За это время кого-то зачали и выродили. Во мне тоже успел сформироваться трезвый человек. Поэтому первый стакан пива подействовал на меня великолепно. Чуть не выросли крылья. Я стал говорить Нине любезности и двусмысленности. Хоть она выпивала очень медленно, я сумел закачать в неё почти бутылку. Но потом понял что нужны более эффективные меры и скрутил с бренди пробку.
Нина заотнекивалась. Тогда я сводил её в тамбур покурить и при этом попробовал приобнять. Получилось. За плечико — тоже. Тогда я решил не спешить. Всё уже было понятно. Кроме того — где это сделать.
Мы вернулись в тамбур где между Сергеем И Ольгой Петровной происходил какой-то напряженный разговор. Как только мы с Ниной вошли — дискуссия прекратилась. Сидоров, как мне показалось, демонстративно налил себе пива и снова уткнулся в свой детектив посасывая напиток. Ольга Петровна вышла. Сидоров залпом допил стакан, сразу налил еще. Залпом. Ещё. Всё это без коментариев, молча. А мы почти с Ниной и не замечали. Когда Ольга Петровна вернулась Серёжа по-прежнеме спокойно читал книжку и в руке держал пол-стакана пива. Изредка пригублял.
Меня конечно озадачили его взаимоотношения с ментовской сопровождающей. Я подумал что она видимо надавала ему пиздюлей за дисциплину. Но поскольку мне ничего сказано не было, я предпочел деталей не уточнять и делать вид что всё прекрасно.
Я налил всем бренди. (Кроме Сергея,который твёрдо заявил что крепкого не употребляет.) Ольга Петровна тоже выпила. Причем до донышка. Нина -только пригубила и под моим давлением ещё раз. Я выпил грамм сто и стал терять из виду Серёжу и ментовскую Ольгу. Мы были с Ниной вдвоём в этом купе и в этом поезде. И она мне всё больше нравилась с каждым глотком.
Я стал говорить о судьбе и всяких путях, которые иногда перекрещиваются. Она слушала благосклонно. Смеялась над моими шутками щедро. Что-то рассказывала о себе из чего я только понял что мужем она не довольна и живет с ним лишь по привычке и даже время от времени его выгоняет. — У него есть дом в Краснодаре. Я так мечтаю чтобы он туда отвалил!
Звучало это излишне откровенно и не очень-то благородно, но мне очень нравилось. Ольга Петровна вдруг начала что-то рассказывать про какую-то свою "одну знакомую" которая никак не могла разойтись с алкашом-мужем.
Сидор тоже вдруг включился в разговор и стал на
сторну алкаша. Его тоже надо понять. Может у него нервная работа и вообще — бабы не знают как всё даётся… что почем…
При этом он буд-то автоматически, плеснул себе бренди и выпил. Ольга Петровна прожгла его страшным взглядом, но ничего не сказала.
Я второй раз повел Нину курить и в тамбуре стоял от неё близко, шептал ей на ухо и незаметно трогал грудь, а она положила руку мне на плечо и я поцеловал её вкусные губы до головокружения…
Когда мы вернулись в купе, Сидоров протянул руку к бутылке бренди, но схватил пустоту: Ольга Петровна оказалась проворнее его и убрала коньячок за пределы досягаемости. Сидоров сделал вид что всё в порядке и налил себе пива.
Я сказал Нине что сейчас сочиню ей стихи. Долбанул для работы сто пятьдесят и зажевал ногу бройлера. Потом достал из сумки лист бумаги формат А-4 которую всегда вожу с собой для жопы и начал творить.
Там было что-то про поезд бегущий в Москву, про двух людей в одном купе. Им было так хорошо, но приблежался Оренбург где ей выходить… И опять про судьбу Которая второй раз не сведет: она помогает только раз. Если её не послушаться — всё кранты. Было восхищенное четверостишье о Нинкиной привлекательности и наконец:
Первую любимую
Тоже звали Ниною.
Так не будь же вредною -
Стань моей последнею!
Сергей встал со своего гнезда и сразу стало понятно, что он вроде как арестован. Потому что Ольга сразу же сжала губы и стала его гипнотизировать.
- Пойду поужинаю. В вагон-ресторан. — Сказал Сергей.
- Это еще зачем? — зашипела Ольга Петровна — Вот. Полно еды.
- Я курить хочу! — не впопад ответил Сидор — В туалет. И в ресторан.
Он вышел из купе не дожидаясь ответной реплики и плотно тщательно закрыл за собой дверь. Ольга Николаевна озабоченно нервно заёрзала сидалищем.
Нина третий раз читала стихи и смотрела на меня удивлённо, недоверчиво, близко, многообещающе. Мы всё чаще стали выходить с ней в тамбур "курить". Ольга сидела в купе отрешенно задумавшись и на нас не обращала внимания.
- Сегодня ночью я к тебе прийду. — Пообещал я Нине.
- Мы с тобой на полке не поместимся! — Смеялась Нина, делая вид что принимает мои слова за шутку.
- Поместимся. Вот поезд зайдет за Арысь…
- И что же мы будем делать?
- Я тебя буду любить. Чтобы никогда не забыла.
- Я и так не забуду… — Сияла глазами она. Такими огромными карими, нежными, истосковавшимися по чувству глазами.
За окном давно уже стемнело. Я не давал себе отрезветь и не пьянел слишком сильно.
- Женя сходи за ним. Уже десятый час. — Без выражения сказала Ольга Петровна. -Сейчас ресторан закроют…
- Что он сам не доберётся? — удивился я — Взрослый мужик. Чего с ним случится?
- Я вас прошу, Женя.
Нина полезла на полку. Я постоял возле неё неприлично предоставив свою нижнюю часть тела для общения Ольге Петровне. Очень удобно оказалось. Можно было залезть под лифчик,достать грудь и целовать сосок — Ольга находилась внизу под доской и ничего видеть не могла. Разве что догадываться. Нина гладила меня по голове и тихо-тихо вздахала мне в ухо. Замечательно. Я всё-таки заставил себя оторваться от женских чудес и пошел делать одолжение ментовке в вагон ресторан. Это было рядом. Через тамбур.
Когда я вошел Сидор сидел за столом один. Перед ним стояла пустая бутылка из-под водки и стакан недопитый. На железной миске валялась пощипаная котлета шоколадного цвета со светлыми крошками панировачных сухариков.
-Жека! Садись. • Сидор пьяно махнул рукой и крикнул: "Алик, принеси нам еще бутылочку!"
Тут же появился Алик с бутылкой.
- Не надо. — Отправил я его.
- Нет надо. — Заупрямился очень зло вдруг Сидор. — Сука ты Женька! Я тебя в такую поездку взял. Зря. Ты меня всё равно сдашь -- я знаю. Выпей со мной! Ну… Дай стакан,Алик.
Алик вопросительно посмотрел на меня. На международном языке я показал ему сто грамм и он тут же поставил мне дозу на стол.
- Там Ольга пиздит. Требует тебя в купе.Нахуя сердить ментов?
- Каких ментов? Что ты несёшь?
- Ну, Ольгу Петровну… Ты сам же сказал что она здесь главный мусор.
- Ха-а!.. Хуйня Женька! Она действительно мусор! Это сестра моей жены…
- Сестра твоей жены — начальник ментов?
- Тс-с-с… и… да нет. Просто сестра моей жены. В Москву… за покупками. ..
- Ни хуя себе! — простонал я. Ты чё — ёбнулся совсем? А командировка?
- В последний момент менты своего не послали крупняка. На хуй он нам нужен? Мы и сами всё заебеним! По первому разряду!.. Не пропадать же билету! Вот я Ольгу и взял… Ты только не пизди нигде лишнего! А-то я тебя уничтожу! Ты знаешь — я ведь мастер спорта по боксу…
- Пошел ты на хуй, мастер спорта! Как я буду снимать и что? Мне не дадут!
- Всё снимешь прекрасно. Как народ ломится в вагоны. Спекулянтов…
- Ты что не понимаешь? Нас на работе выебут за эту поездку! Столько дней, денег взяли и ни хера не привезём…
- В москве в постпредстве сделаем тему. На обратном пути… Настреляем. Давай выпьем.
Я проглотил свою водку. — Пойдем в купе. — Не… я еще посижу… — Сидор сделалсЙ вдруг совсем на вид пьяным.
Оставив его улыбаться обьедкам котлеты, я погрёб домой. Ольга сосредоточенно выслушала мой доклад и прошептав искренне: "Вот падла!" — пошла
в ресторан.
с Нина как буд-то спала на бочку, покачиваясь слегка в дисбнанс вагону.
Я,не удержавшись, налил себе еще совершенно лишнюю дозу бренди и полез на полку. Через некоторое время из корридора вагона донесся комбинированный шум голосов и задевающего всё что возможно на своём пути тела и в купе появился этапированный Сидор. Он что-то нечленораздельно мычал — явно на публику — имитируя полную невменяемость. Ольга только шипела.
Они быстро улеглись и кто-то потушил свет. Стало уютно. Сидор некоторое время издавал разные звуки и даже так увлекся игрой,что вполне натурально тоненько перданул. Долго чмокал и фыркал,и бормотал,пока ему не надоело и в самом деле он не уснул. Ольга беззвучно лежала навзничь,покачивая строгим как у покойницы носом.
На меня накатила последняя волна эйфории. Показалось всё таким поэтичным… Мягкий мерцающий свет отраженной снегом луны… Если выглянуть за стекло можно увлечься неясным вихрем теней и далекими огоньками поселков в котрых кто-то ведь живет, как это ни странно и ни невероятно.
Я дого ждал. Уже была конкретная ночь, когда поезд заходил взад-вперед по разъездам Арыси. Потом была долгая стоянка. И я с некоторым страхом ждал что поезд тронется с места и мне пора будет идти на приступ… И может быть отступать с позором…
Несколько раз казалось что уже поехали. И даже скрип снимаемых тормозов как буд-то слышался и удаляющиеся голоса с платформы. Но потом всё оказывалось плодом обостренного ожидания. Потом внезапный каок и всё реально поплыло и ускорение уже нельзя было счесть воображаемым.
Я подождал пока наберется крейсерская скорость. Потом лежа на боку стал смотреть на Нину. Она лежала ко мне лицом. Понимая как от меня разит перегаром и мучаясь этим я одним движением переместился на её полку. Она подвинулась — как буд-то во сне, а когда я принялся распаковывать её тело широко открыла глаза и смотрела на меня так ясно, что было понятно — она и не спала совсем.
Никаких слов, вопросов. Оставшись совсем без одежды, она — чтобы мне было удобно — положила правую ногу на мою полку и когда я вошел в неё, вся сжалась и прижалась и обвила меня руками и оказалось всё гораздо серьезней чем я предполагал и лучше. И это стало вдруг событием другого порядка — выше чем приключение в купе скорого поезда.
Как истосковавшаяся по ласке женщина она не отпускала меня долго-придолго и мне не хотелось уходить от неё. Эта ночь была почти бесконечной. Я любил её самым искренним образом, всей душой и всем телом. Невероятно что всё это могло происходить на второй полке в купе где спали, или делали вид что спят, еще два совершенно посторонних человека.
Я исчерпал все свои возможности, но потом откуда-то возник резерв бесконечной силы и мы были вместе до тех пор пока в селекторе не объявили сонным голосом что приближается станция Оренбург. Тогда я перелез к себе, а Нина стала быстро собираться. Когда движение прекратилось она стоя в проходе долго прощалась со мной лежащим на полке.
- Я встречу вас на обратном пути.
- Иди, сейчас поезд тронется.
- Стоянка сорок минут…
Она ушла на последней минуте, а я даже не мог встать чтобы проводить её. Силы все давно уже кончились и я заснул в тот же момент как она перестала меня целовать.
Проснулся в час дня. Внизу Ольга шуршала газетой. Сидорова в купе не было. Я слез на первый этаж чувствуя во всём теле приятную опустошенность и только желудочно-кишечный тракт добавлял ненужные никогда никому тошнотворные акценты. Пришлось сразу усугубить это пивом и после этого, уже экстренно лететь в сортир, оказавшийся на счастье свободным. Кое-как посрав и умывшись я вернулся к себе и не задерживаясь, только положив полотенце и мыло, пошел завтракать в ресторан.
Сидоров сидел там в компании двух хвостопадов которые за выпивку с удовольствием слушали Серёжино словоблудие на тему: "Сидоров и современная журналистика» с некоторым креном в сторону: "Сидоров — как феномен народной любви и уважения высокого начальства."
На завтрак были снова вонючие котлеты с сизым картофельным пюре. Этого совсем не хотелось. Алик взялся за эксклюзивную плату поджарить картошки и сварить сосиски. Победил альтернативный вариант: двести грамм водки и кусок колбасы, которая оказалась не менее вонючей чем котлеты, но только холодной. Зато водка была стандартная и сразу привела в действие законсервированый механизм общения. У меня за столиком тоже появился хвостопад, который правда пришел со своими ста граммами и только потом, уже выпив их, стал позволять мне угощать себя водкой, но весьма экономя закуску. Завтрак меня здорово забрал. Я сходил за фотоапаратом и принялся фотографировать своего собутыльника. Вдруг оказалось что собутыльников двое. Причем второй — большой мужик — всё пытался купить пойло на свои деньги, а я ему этого не позволял. Иногда мы оказывались с Сидоровым за одним столиком и он обещал мне что сейчас мы начнем работать. Потом я сидел в купе у большого мужика и ел вяленую рыбу под коньячок. Туда пришла Ольга и сказала чтобы я забрал фотоапарат у Алика, который прибрал его со стола когда я ушел к мужику. Я пошел к Алику и там познакомился с большой компанией прибалтов, которые возвращались домой продав в Бишкеке автомобили из Германии. С ними был старый мой знакомый которого я точно помнил на лицо, но где и при каких обстоятельствах мы познакомились всё время забывал, хотя он рассказал мне Об этом несколько раз.
Я отпарвился с прибалтами в их купе пить водку. Там было очень весело и оказались карты. Мы решили сыграть в трыньку и я несколько раз выиграл, но потом сразу проиграл полмиллиона рублей и слегка от этого отрезвев, пошел наконец в родное купе.
Там уже лежал Сидоров и из склоненного с лавки лица его вытекла и висела не обрываясь длинная капля мутной слюны. Ольга отвернувшись лежала выставив жопу. Я попытался прилечь, но надолго успокоиться не сумел. Объявили какую-то большую станцию со стоянкой час и я пошел забирать у Алика так и не забранную до сих пор камеру. Потом слез на перрон и пошел снимать посадку в вагоны. Народ брал их штурмом, передавая огромные клетчатые сумки с товаром по головам. Я сделал кадров десять, когда меня замела милиция. Попытки поговорить и разобраться тут же на перроне не привели ни к чему. Я был препровожден в станционный кондей. Моя корочка и деньги вместе с камерой попали в руки дежурного. Я уже считал себя пропавшим без вести, когда в ментовке появился достаточно трезвый Сидоров и он сумел оперируя общими с ментами понятиями вытащить меня из-за решетки. Сначала дежурный настаивал на конфискации камеры, или хотя бы отснятой пленки, но потом Серега подобрал нужное волшебное слово и меня отпустили под чистую и помо-ему даже без взятки.
Мы вернулись на шайтанарбу к самой отправке. Я глубоко запаковал своё орудие производства, решив что хуй с ней с командировкой, но надо постараться вернуться домой без потерь. Поэтому я пошел в ресторан и до самого отбоя тихо квасил там с кем попало и пел всякие песни под гитару которую Алик держал для таких именно случаев. Там еще была официантка Шура и к ночи я подумал что может быть надо её выбать. Но это был стопроцентный внутренний блеф. Потому что меня было уже — хоть самого еби…
На следующий день я проснулся с ярко депрессивным оттенком в душе. Было страшно и неприятно осознавать себя едущим в поезде неизвестно зачем. А деньги! Сколько их теперь? Хорошо еще что есть обратный билет.
Я покосился вниз и увидел как всегда строго-неподвижную Ольгу, сидящую на своём месте. Сидора в купе не было.
- Сколько у тебя осталось денег, Женя? — как буд-то прочитав в моей чике, спросила Ольга.
Я спрыгнул с полки и стал выворачивать карманы.
- Триста семьдесят тысяч.
- Давай их сюда. Двадцать можешь оставить себе, а триста пятьдесят – давай. Вы с Сидоровым совсем с ума посходили. На что вы будете в Москве ночевать? А питаться на обратном пути?
Я покорно отдал ей деньги. Сходив на горшок и умывшись я попытался некоторое время любоваться пустым пространством за окном, но это не получилось. Печальные мысли о перспективах путешествия и неизбежности возвращения долбали темя. Но вдруг эта неизбежность, сделав переворот, предстала в ином философском плане: Всё это пройдет. И всё равно вернёмся мы домой. Ну — получим пизды… Не без этого. Но это всё равно не смертельно.
Немного посомневавшись я отправился в вагон-ресторан. Взяв у Алика стакан водки и котлету я получил сдачу две тысячи и пошел на посадку.
Сидоров сидел за самым дальним столом и рассказывал мужику в спортивном костюме какую-то историю. Между ними стояла почти полная литруха. Я позавидовал в душе такому солидному потенциалу и когда Сидор махнул мне рукой, сделал вид что принимаю это за приглашение и подсел к ним.
Мужик оказался каким-то командировочным из министерства транспорта и Сидор объяснял ему какую напишет про него и про всё его министерство, хорошую статью по возвращении из Москвы и как им повезло встретиться. Я сразу выпил свой стакан. И позволил себе налить из большой бутылки. В голове прочно торчал железный стержень. Пришлось выбивать его несколько раз. Но когда он исчез всё равно эйфория не пришла. Какой-то туман и тяжесть и чуть-чуть приятного жженья в кишке. Пузырь слишком быстро кончился. Я, пожав плечами, дал Сидору понять что денег нет. Но он не растерялся — Алик дай еще литр. Деньги в купе — занесу. — Алик принес бутылку которая оказала на старый заквас слишком радикальное действие и день погас.
Мы может быть долго сидели еще в ресторане, или где-то еще, но ничего обэтом я сказать не могу потому что не помню. Шум сожрал меня и всё вокруг. Что есть наша жизнь? Биохимическая реакция!..
Очевидно мы поотрубались сравнительно рано. Потому что уже в десять часов следующего дня шары продрались и жизнь снова вошла в мозжечек во всей своей неприглядности. О похмелянии не могло уже быть никакой речи. В час поезд прибывал в Москву и нужно было находиться в возможно трезвой форме. Хотя уже и так вся командировка была просрана…
Сидоров лежал невозмутимо внизу, читая один из своих детективов. Рядом с ним на столике стояла почти полная бутылка пива. Ольга всем своим видом излучала безграничное презрение к нам, с добавлением стоицизма. Она смирилась, видимо, с ситуацией и пришла к неизбежному решению — довести свои дела до конца — чего бы это не стоило. Когда её взгляд падал на Сидора в нём расцветали огни зрелой ненависти. Меня она просто игнорировала.
Когда я слез, Серёжа гостеприимно предложил мне хлебнуть пивка. Я решил этого не делать, понимая что никакого облегчения полумеры не принисут. Это уже была та тупиковая ситуация которую нужно только перетерпеть. Поэтому я как можно тщательнее помылся в сортире и долго втирал щеткой зубную пасту в полость рта, надеясь что это как-то дезодорирует остатки жизни во мне. Потом я собрал свой небольшой багаж и приготовился к десантированию.
Скоро за окном бесконечной цепью потянулись пригородный деревухи и маленькие города. Подмосковье. Всё это перемежалось березово-хвойными лесами. Глубоко в душе мелькнуло ностальгическое чувство, как буд-то я после догого отсутствия возвращался домой. В душе слегка посвежело. Не так уж всё безнадежно. Еще есть дорога назад и может быть что-нибудь еще и придумается…
Вспомнились прошлые ситуации, когда в Москве мне казалось что пришел полный пиздец. Но все они разрешились! Вот я снова приехал сюда, на родину предков, и пусть она меня защитит.
Поезд замедлил ход. И когда он уперся в здание Казанского вокзала и вздохнув последний раз затих, ярошел к выходу. Мне, как не слишком загруженному, Ольга дала в руку сетку со жратвой и я спрыгнул на перрон.
Пассажиры весело покидали свою трехдневную тюрьму. Сидор с Ольгой что-то замешкались. Я терпеливо ждал оглядываясь по сторонам. Вспоминал как уезжал отсюда на поезде два года назад. Тогда я потерял свой почтовый вагон за десять минут до отправки и бегал по путям пьяный и напуганый в шесть утра и думал что двадцать тонн макарон купленных мной и братом для спекуляции покатят в Бишкек без меня. Но я уехал тогда все же благополучно, в самый последний момент увидев встревоженную и родную харю проводника Саши, который одновременно был и тестем моего брата Коли…
Сидора с Ольгой всё не было. Я стал беспокоиться. Может быть они вышли в другую дверь? На другую сторону перрона? Пока я размышлял на эту тему, поезд мягко тронулся и покатил назад от вокзала. Стало очевидно что с другой стороны его — моих подельников тоже не существует.
Я решил что они не успели сойти и поехали теперь с составом на запасный путь. Поезд отошел примерно метров на восемьсот и остановился. Тогда я, подхватив баулы спустился на рельсы и пошел к нему. Истощенные пьянством нервы кипели. Когда пройдена была уже половина расстояния, я увидел что группа людей спустилась из вагонов пошла навстречу мне в сторону вокзала. Но приблизившись к ним, я точно разглядел что Сидора и Ольги нет среди них. Это были проводники. В частности и из нашего вагона. Они очень удивились увидев меня идущего хуй знает куда. Может быть они даже решили что я совсем рехнулся.
- Женя, ты куда это пилишь?
- Да вот, Сидор с Ольгой не вышли из вагона…
- Они вышли. Точно. Поворачивай назад, потеряешься!
Я пошел обратно к вокзалу. Но ни около здания, ни в самом вокзале я не нашел что искал. Это было уже не интересно. Повертевшись по окрестностям с пол-часа, я окончательно понял что мы здесь не встретимся. Нужно было что-то делать и у меня хватило-таки ума рассчитать что нам забронированы номера в гостинице постпредства. Проблема заключалась в том что я не знал место его нахождения. Выстояв очередь в справочное бюро я заплатил за информацию последние две тысячи что оставались в моём кармане и получил бумажку с адресом. Ехать нужно было на Большую Ордынку неподалеку от еврейского посольства. Я спустился в метро и подойдя к дежурной прошел через унизительную процедуру объяснения ситуации: я отстал от товарищей у которых все мои деньги, поэтому прошу пустить меня к поезду бесплатно. Дежурная сначала просто брезгливо отвернулась. Но поскольку я продолжал долго и очень жалобно стоять возле неё, через некоторое время смилостивилась и пожав плечами пустила меня через открытый турникет. При этом она не удержалась от коментариев из которых следовало что она не такая дура и прекрасно видит что перед ней обычный алкаш, но что с нами алкашами поделаешь — и как только земля нас еще держит… Мне на её сентенции было совершенно, конечно, насрать и я, радуясь удаче, поблагодарил её довольно мимолетно и побежал к поезду.
Когда я вошел в гостиницу Сидора с Ольгой там не было. Я, начиная снова паниковать, вышел на крыльцо к которому тут же подкатило такси из которого
выгрузились мои попутчики. Это была первая настоящая радость за всё путешествие. Мы обменялись взаимными упрёками и Ольга сказала, что с неё совершенно довольно и теперь она от нас отваливает. Пусть мы хоть себе лбы разобьем – это её больше не касается. Билеты на обратный путь она оставляет себе. Так что — до встречи в поезде!
Однако, ситуация разрядилась. Сидор был в целом трезв. Я — тоже. И мы пошли заселяться. Сидоров взял этот процесс на себя. Он долго говорил что-то администраторше в окошко. В результате переговоров он поселился на первом этаже в полулюксе №5. Ольга и я оказались этажом выше в трёхместных номерах.
Мы разошлись по местам, взаимно надеясь больше в этот день не встречаться. Ольга вернула мне мои тысячи и посоветовала больше не пить. Я и сам решил что хватает. Войдя в номер, я сразу расправил постель, искупался и улегся спать. Покой продолжался часа полтора. Потом я проснулся от голосов. В комнате за столом сидели два мужика и молодая тёлка. Они совещались. Судя по всему, это были бизнесмены средней руки, приехавшие в Москву с просторов СНГ. Тёлка же была местная и кажется служила им координатором. Она отчитывалась о проделанной работе и говорила о каком-то важном звонке который вот-вот должен быть. Я, проснувшись, продолжал разыгрывать роль спящего, не зная как себя повести и чувствуя себя здесь совершенно лишним да еще и раздетым. Вскоре действительно зазвонил телефон и тёлка сперва поговорила сама, а потом дала трубочку одному из мужиков. Результатом разговора была всеобщая радость. Судя по всему дело у них обламывалось. Поговорив, мужик постарше послал того что помоложе в буфет и через некоторое время на столе появился скромный закусь, состоявшей из горки традиционных в русской столице сосисок, хлеба и горчицы. Бытылка московской завода "Кристалл" ёмкостью пол-литра венчала собой натюрморт. Уже были собраны в кучку стаканы когда старшой вдруг сказал — Может разбудим соседа? А то — не удобно как-то…
Молодой обернулся к моему лежбищу и я открыл ему на встречу глаза. -Водку пить будешь? — Вежливо поинтересовался бизнесбой.
- Мне надо одеться… — неопределённо сказал я.
- Я не смотрю! — мигом отреагировала тёлка.
Тогда я встал, запрыгнул в штаны и рубашку и пошел в ванну ополоснуть лицо. Это всё заняло немного времени, до сильно ждать я себя не заставил.
- У нас сегодня удача — провозгласил старшой. Присаживайтесь — обмоем радость. Меня завут Игорь Петрович. Это Наташенька, а это Эдик.
- Женя -сказал я. И зачем-то добавил — из Бишкека.
- О, азия! Бывал, бывал… — гостеприимно резюмировал Игорь Петрович.
- Там хорошо на Иссык-Куле и вообще… много зелени…
Эдик воспринял эти слова босса как шутку и заржал.
- Зелени там как раз маловато… -пожаловался я, имея в виду дефицит баксов — но приспособиться можно…
- Вот выпьем за это! — провозгласил Игорь Петрович. — Говорят что здоровье, это способность организма быстро адаптироваться к изменяющимся условиям внешней среды. Значит, по большому счету, умение приспосабливаться к изменениям рыночной среды — тоже здоровье. По крайней мере — это здорово!
Все тяпнули водки и куснули по пол-сосиски. Я с великим сомнением посмотрел на остатки в и так небольшой ёмкости бутылки и сказав — Щас! – побе- жал в буфет. Выпитое только начало рассасываться в желудке, когда я покупал литровый пузырь кремлёвской. Потом всё завертелось. Мы пили. В комнате появился незаметно какой-то военный в мундире полковника и речи всё больше вращались вокруг покупок и продаж, что было мне совершенно не интересно, хотя я и имел некоторый опыт в этой области. Надо сказать — горький опыт.
Меня из вежливости конечно тоже спросили чем я занимаюсь по жизни. Моё фотокорреспондентство никакого эффекта на присутствующих не произвело, а вызвало даже некоторое соболезнование. Темой вечера газетная жизнь не стала. Но появлялись еще некоторые бутылки на столе, так что я измученный трехдневным вагонным пьянством — долго не выдержал и сомлел. Проснулся я ночью от большого желания слить. В темной комнате никого не было. Но когда я открыл дверь на дальняк, в находившейся тут же ванной оказались голые Эдик с Наташенькой. Впрочем они не сильно смутились. А я вынужден был искать облегчения в корридорном сортире. Потом меня сильно мучали сомнения и желание присоединиться к голой паре. Пытаясь решить для себя этот вопрос я устроил засаду за столом и потихоньку допил водку из нескольких початых бутылок, но купальщиков так и не дождался. Повидимому им вполне хватало ванных просторов…
Утром я вновь оказался один и с больной головой. Меня бил озноб и было тошно. Я побожился на курочку рябу больше не пить. Этого требовал простой инстинкт самосохранения. Пора было завязывать и трезво решать свою дальнейшую судьбу в командировке. Сидоров что-то обещал сделать о работе постпредства. . .
В комнату постучали. Это была Ольга. Когда я открыл дверь она сухо констатировала — пил.
- Оля это в последний раз — увидишь. Я не такой полный козел и мне очень важно вернуться домой с победой. Я завязал. Точка.
- Сидоров там скандал учинил — сказала она без связи с моим заявлением.
Оказывается Сережа пригласил соседа по номеру выпить коньячку. Тот сперва, из вежливости, согласился, но когда после третьей дозы ему не позволили остановиться, он попытался спастись бегством из номера, а Сидор стал его громко преследовать. Теперь мой коллега лежал один в отрубе, а сосед слинял в другие апартаменты.
Я пошел посмотреть. Сидор здорово напердел и поэтому я только заглянув в недолюкс тут же испарился. Он лежал на правом боку свесившись с кровати и из его отрытого рта тянулась мутная капля эластичной слюны. На столике рядом стояла полупустая бутылочка "Плиски".
Я прикрыл дверь и пошел к себе одеваться на выход. Не хотелось находиться в гостинице, не хотелось пить, не хотелось продолжать это приключение. Я позавтракал в буфете и пошел бродить по Москве без определенной цели. Как всегда в таких случаях, я просто медленно шел заворачивая куда попало неожиданно для самого себя, отмечая какие-то старые строения особым вниманием и позволяя себе утонуть в генетической ностальгии.
Из меня очень быстро вылетела всякая смурь и с каждым часом проведенным на улицах я всё больше приходил в себя, в смысле психологической идентификации.
Нечаянно я набрел на старинную белённую церквушку которая, если верить пришпандореной на её стену доке, была построена аж в тринадцатом веке. Мне понравилось что век тринадцатый и я стал думать о предопределении, о символе и судьбе. Войдя внутрь я увидел два огромных чана из которых торговали святую воду поступавшую в чаны из прозаического резинового шланга,и который местные служители культа не сочли нужным прятать от глаз. Я стал было наполняться иронией, но тут же подумал, что это может быть искушение. Кто мешает Богу лить святую воду через резиновый шланг?
Я подошел к конторке и купил толстую свечу. Перекрестившись перед мутной центральной иконой я подпалил и утановил свечку куда надо. Потом нашел изображение Иисуса Христа и, встав перед ним на колени, стал молиться. Это была спонтанно сформулированая молитва, смысл которой сводился к тому что я верю в Бога и клянусь ему,больше в жизни не пить спиртного. — Прошу тебя, Боже, ели я нарушу эту мою Клятву — убей меня безжалостно и беспощадно! — Последнее я повторил трижды. Потом постоял некоторое время молча даже в душе и, когда мне показалось что нужная пауза выдержана — встал и вышел на воздух. Вечерело. Легкие крупные хлопья снега кружась падали на землю и на меня, и я принимал их как за сигнал свыше о том, что молитва моя услышана, а клятва принята. И от осознания этого передо мной как буд-то бы раздвинулся горизонт и у меня вдруг появилось ощущение ясности будущего. В меня буд-то бы влили живую воду.
Я возвращался в гостиницу смело, зная что всё будет у меня хорошо. И не было во мне даже следов алкоголя.
В гостинице с порога на меня набросилась упитанная женщина, котороя судя по всему являлась в этом заведении хозяйкой. Она кричала что никогда еще подобного не видела и будет жаловаться везде. Кое как удалось понять что Сидоров предпринял вылазку и потребовал у бармена бутылку водки в кредит и закуску. Это ему было выдано. Тогда он вернувшись в номер, стал пить и курить. Подпалил на полу ковер который стал тлеть и чуть не случился пожар. Хорошо что кто-то, почуяв дым, заглянул в полулюкс и потушил возгорание. Но Сидоров увидев в номере постороннее лицо запустил в него телефонным апаратом, разбив последний о стену. И это еще не всё! Он лёг в кровать и обосрался так сильно, что теперь и матрас и постель надо выбрасывать. — Я не собираюсь заставлять своих сотрудников стирать и убирать это!
Я пошел в номер к Сидору постепенно переставая лучиться божественным светом.
Мой друг и в правду лежал в говне что было несомненно понятно по одному только запаху.
Набрав полную ванну холодной воды, я поднял Сидора с постели за шкирку. При этом он стал вырываться и рассек мне локтем губу. Тогда я швырнул его
на пол и пинками погнал в воду. Потом я наставил ему фонарей кулаками итщательно расквасил рот. Сидор подвергся маканию причем вода в ванной
от этого быстро пожелтела и я оставив его плавать с говном пошел к себе.
В корридоре мне встретилась Ольга. Она была как обычно сдержанно зла. — Ну, что будем с ним делать? Может в вытрезвитель сдадим? Разорит ведь номер — потом не рассчитаешься! — Давай сдадим.
Мы пошли вниз звонить куда надо. Там сказали что приедут с удовольствием, но стоить это будет двести тысяч. Тогда мы раздумали.
Было жалко денег и совсем не понятно почему мы должны возиться с этим засранцем.(Понятно, что себя, после молитвы, я в засранцах не числил.) Поэтому мы с Ольгой, вдруг проникшись дружескими чувствами, договорились на следующий день сбежать в Москву по магазинам. Мы так и поступили. Это был не великий поход (из-за финансового лимита) но всё же очень приятный. И мы даже упели рассказать друг-другу что-то о себе.
Я за целый день купил только пару кассет музыки, а Ольга действовала по тщательно разработанной программе. Поэтому ей пригодились и мои руки. Когда она наконец выполнила последний заказ (духи-атрактант, притягивающие мужчин) было уже темно и мы возвращались в гостиницу совсем забыв про поганые Обстоятельства.
Дежурный администратор сказала мне что в связи с ожидающимся народом, меня переселяют из моего номера в полулюкс к Сидорову. — Конечно ваше место стоит дешевле — воспитанно глядя в мои глаза сказала эта женщина — но мы не можем поселить к вашему коллеге кого-то другого. Инга Евгеньевна уже звонила в редакцию вашей газеты и рассказала об инциденте. Сейчас бухгалтерия готовит счет за испорченное имущество и определяет сумму штрафа за нарушения правил гостиницы.
Информация была исчерпывающей и я беспомощьно поглядел на Ольгу. Она, уже расположенная ко мне дружески, сочувственно покачала головой и пошла со мной посмотреть на Серёжу.
В номере у Сидора царил предполагаемый нами бардак. Никаких сюрпризов и неожиданностей. Перевернутый стол и бутылка водки истекающая на полу алкоголем. Рядом разбитая тарелка и какое-то дерьмо размазанное по ковру. Равномерно разбросанные окурки, но главное — атмосфера! Даже говно не бывает таким вонючим. Прокисшая блевотина дала свой букет пронизанный выхлопными газами из отравленной больной требухи. Сережа лежал на спине, раздавливая собственные экскрименты по постели. Его ноздри при каждом выдохе пузырились выделениями, глаза были плотно зацементированны подсохшем гноем, а во рту что-то булькало, пытаясь выбраться наружу.
- Я заплачу — сказала Ольга. — Давай его сдадим.
- Лучше его не трогать. Пусть спит.
- А ты?
- Я посижу в кресле в фойе.
Вещи пришлось перенести. Когда я уже посидел достаточно чтобы захотелось чего другого, в гостиницу нагрянула большая толпа собратьев-газетчиков из Киргизии. Они прилетели на саммит глав государств СНГ и были очень возбуждены тем что работа начиналась только завтра и значит вечер нужно было приятно убить. Все уже знали про Сидора и рассказывали мне что дома нас ждёт экзекуция. Но мне повезло что такая большая толпа видела меня в Москве совершенно трезвым. Еще более повлияло на общественное мнение неожиданное появление Сидорова в обосранных бриджах когда он вдруг вырулил из пятого полулюкса и направился к стойке бара. Бармен не желая вступать с ним ни в какое общение сейчас же выдал Серёже требуемую бутылку водки и тот развернувшись поплелся домой, при каждом шаге задевая ногами кусок болтавшийся в штанинах между ног. Это выглядело очень драматично и меня пожалели. Коллеги оформлявшие в это время бумажки на размещение, стали предлагать мне даже свое гостеприимство.
В этот вечер я мог бы здорово посидеть нахаляву. Рейтинг моей популярности был необычайно высок. Кадый с удовольствием мне бы налил выпивки, если
бы я захотел, но я просил Бога убить меня беспощадно если я выпью еще спиртное…
Сидор не смог усидеть в номере. Ему наверное было тоскливо и плохо. Он выделился на волю и стал ползать по стеночке корридора. Дежурная подошла ко мне с просьбой засунуть Сидора на место и закрыть чтобы он не мог навязывать постояльцам свое общество. Я с большой неохотой сделал это. Запихал его в номер, надавал от души по морде и закрыл на ключ.
Сидор принялся колотить в дверь и дико орать. Это был полный пиздец. Орал он что-то нечленораздельное и казалось что за стеной кого-то пытают. Тогда дежурная сказала что вызовет милицию и оплатит вытрезвитель, а убытки будут включены в предъяву.
Менты действительно скоро приехали, скрутили Сидора как милинького и увезли в московскую тьму. Стало тихо и очень спокойно. Я сходил с коллегами в ресторан. Хорошо поужинал, но спать в полулюксе не смог и устроился в номере у приятелей на диванчике. На следующий день мы уезжали.
Бедолага Сидоров где-то в московских застенках получал пиздюлей. Вряд-ли с ним церемонились, учитывая то что с приезжими в России вообще церемо- ниться не принято. И если ты из Киргизии, то хуй докажешь, что ты не киргиз. Лучше бы он вел себя скромно. Были же все условия чтобы повеселиться попить и тихонько убраться восвояси. Но я понимал, что своим охуением Сидор меня спасал: если бы не его обсираловка, и мы вернулись бы тихо домой — то где спрашивается работа? Да нет — я и в этом случае был бы ни при чем: всё придумал Сидор, ну и хуй тогда с ним — не буду его жалеть.
Его привезли тихого в девять утра. В номер мы его с Ольгой не пустили, а сказали чтобы сидел в фойе и ждал. Сидор послушно сел на краешек кресла. Видно его здорово обломали в вытрезвиловке — послушным стал. Оля ему сказала и поклялась что если он еще хоть граммулю выпьет — она поедет без него домой, а он пусть выбирается как попало — её не ебёт. Сидор поверил ей — убедительно сказала. И мы спокойно смогли упаковаться и приготовится к отходу.
Без приключений доехали до вокзала. Я впервый раз уезжал из Москвы даже не побывав в ней как следует, не побродив, не посетив…
На вокзале мы оставили Сидора сторожить барахло и пошли с Олей бродить. Вдруг она вспомнила про Нину и отозвалась о ней очень дружелюбно. Сказала что нас она наверное встретит…
Мне этого очень хотелось. Жалко было бы остаться без продолжения. Еще казалось шкодным рассказать Нине о том, как сложилось путешествие которое началось при ней…
Когда нагулявшись мы подошли к своим вещам, Сидорову показалось что своим терпением он что-то уже искупил и заработал. У него хватило наглости попросить пива. И Оля ему прямо сказала: "Ссать будешь криво!", а я тоже не выдержал и слишком долго говорил, объясняя ему как он вокруг обосрался. Сидор это внимательно выслушал, но потом снова попросил пивка: Что-то плохо. . .
- Еще бы тебе не было плохо! Как ты не сдох еще от своего пойла! — бесилась Ольга , но вдруг неожиданно достала бумажку и сунула ему в руку -На, гад, только пиво…
Я очень был удивлён её непоследовательностью, но Оля сказала что не желает возиться с трупом: "Еще подохнет — сука! Нехай жрет. Мне до него дела нет. Лишь бы доехал до дома, а там я его больше не знаю и сестре в этот раз всё смогу объяснить чтобы гнала его в три шеи.
Сидор пришел с двухлитровой бутылью пива и счастьем на роже. Ему стало так хорошо и спокойно! Дали пива. Значит не очень злятся и всё не так плохо. Он дошел до того, что глотнув несколько раз, попытался нас угостить. Язычок у него развязался и он хотел было поведать о пережитых ужасах, но Ольга грубо его заткнула на полуслове и Сидор замкнулся.
Подали поезд. Начались всегдашние посадочные хлопоты. Кто-то с кем-то ругался. Кто-то кто-то искал. Кто-то бежал, кто-то кричал. Сидоров схватив львиную дозу багажа, не выпуская из пальцев недопитый пузырь, попёр к штабному вагону. Это был его последний подвиг. Как только поезд тронулся он пошел вроде как в сортир и через несколько часов я нашел его в одфном из соседних вагонов где он в сисю пьяный братался с таким же как сам алкашем. Меня с моим предложением вернуться в родное купе он громко послал на хуй. И я пошел… Через пару часов Сидора доставил на место соседский проводник. Заодно он предъявил Ольге счет за выпитое, который она безропотно оплатила. Сидор упал на койку и стал срать в штаны.
Может быть мы не так сразу бы это заметили, но он конкретно эту акцию озвучил так что не оставалось ни малейших сомнений. Нам предстояло путешествие в газовой камере.
На меня вдруг сошло покаяние и я думал, под Олины проклятия, что так мне и надо — сколько раз я сам заставлял самых близких своих людей терпеть мое пьяное в жопу присутствие. Всю жизнь я пропил и просрал и пусть эта обосранная поездка станет мне последним жестоким уроком чтобы уже никогда не захотелось больше искать в алкоголе забвения и эйфории за счет нервной системы окружающих нормальных людей…
Сидор пёрся всю дорогу. Он лежа стонал в своём говне, потом выходил из купе и возвращался на место приняв дозу. Пьянство это носило исключительно патологический характер. У него уже не наступало даже минутной эйфории. Все в вагоне быстро узнали какой тяжелый груз мы везем. Проводницы нас жалели и обещали при первой же возможности предоставить нам другое купе. Такая возможность не пред-ставилась.
Сидор требовал водки у всех и ему давали не желая с ним спорить. Он просто заходил, например, в купе проводников и говорил — Водки! — или то же самое в вагоне-ресторане. Оля оплачивала счета. Мы пробовали держать бутылку на столике, но Сидор всё равно уходил. Ему казалось надёжнее вытребовать стакан на воле. Если кто-нибудь начинал нервничать, мне приходилось идти за ним и водворять на место. При этом я не упускал возможности надавать коллеге по рылу. Хотя это ничего не меняло.
Дорога показалась бесконечной. И когда в Оренбурге к нам присоединилась Нина, казалось прошла вечность.
А Нина пришла с мясным пирогом и всякими домашними грибами и огурцами. Она, войдя в купе со счастливым, радостным лицом, сразу же унюхала в чем дело и можно было особо не рассказывать. Но стало легче — как буд-то она взяла на себя часть тяжкой ноши.
- А я решила съездить в Бишкек. У меня там есть кое-какие дела. — Сказала Нина и посмотрела на меня изучая реакцию.
Её угощение пришлось перенести в ресторан. Невозможно было питаться в нашем купе. Когда мы вернулись, Сидора дома не было и я искренне понадеялся что он умудрится выпасть из вагона.
Среди ночи пришла проводница Люда и сказала что наш попутчик окупировал очко, не закрылся и не выходит. А скоро станция.
Я пошел смотреть. Сидор спустив штаны сидел на унитазе, наклонившись до самого пола. Под его ногами растеклась густая лужа. Это было удивительно потому что он ничего последнее время не ел и блевать ему пологалось одной только водкой. Но может быть он наконец-то вырыгал собственные кишки.
Пара пинков его никак не шелохнула и я попросил проводницу закрыть сортир снаружи. Пусть едет так. Наверно я поступал с Сидором не по товарищески. Как алкаш алкаша я должен был его вынянчить, довезти до дома и так далее. Но мне не хотелось этого делать и я не испытывал ни малейшей к нему солидарности и никаких угрызений совести.
Когда поезд подкатил к родному перрону, я не стал смотреть как его выгружают, тем более что Оля сказала, что его будут встречать мать и жена.
Я отвез Нину домой и переодевшись, помывшись отправился на работу. Встретили меня как пострадавшего в стихийном бедствии, хотя приколов хватало. Зам,редактора Козлинский на утренней планерке громогласно принес мне свои извинения — мол я ведь не хотел ехать, чувствовал.
Всё обошлось. Возвращаясь вечером домой, я испытывал огромное облегчение и вдруг на глаза мне попался ларек со спиртным. Хотелось отпраздновать с Ниной благополучный исход. Но я ведь давал клятву Богу. Я просил его убить меня без пощады если я еще когд-нибудь лизну…
Я взял два коньяка и дома выпил их с Ниной под остатки её пирога. Потом была приятная ночь… Но засыпая, я честно боялся что не проснусь. Однако ни чего не случилось. Я подумал тогда что наверное молить Бога о смерти так же бессмысленно, как и молить его о бессмертии. У него на этот счет свои,никому не ведомые планы. Коньячок который я выпил с Ниной был только началом в цепи злоключений…
Сидорова уволили после того как он прогулял две недели. Доходили слухи что его выгнала жена, что он совершенно забухался и однажды на базаре пытался отобрать у торговца бутулку, угрожая ему газовым пистолетом.
Его повязала милиция, но не сильно, потому что в его кармане обнаружилось журналистское удостоверение, а в азии это тогда еще действовало…
Где и как он жил я не знаю. Наверно у матери… которая всё вытерпит. Но через пол-года Сидоров остановился, закодировался и его приняли на работу в маленькую газету. Потом он перешел в газету побольше, а сейчас работает зам. редактора в "Слове Кыргызстана".
июнь 2001г.
 Миноточку...Так я тебе и поверила… Ой, подожди минуточку!.. — Альбина прикрыла микрофон ладонью и, опустив голову на стол, длительно застонала. Сладкая судорога прошла по всему её телу. Она сильнее подалась навстречу ритмично входящему в неё сзади крепкому, воспал |  Казнь.Это была самая долгая и самая короткая ночь в моей жизни. Я все пытался соорентироваться во времени - и ко мне не смогли войти неожиданно - я ждал каждый миг... Всё равно вздрогнул, как от неожиданности и подумал: «Все - пиздец !» -когда начались |
