|
Казнь. | Litelatula.ru |
Ночью я сходил с ума. Я не мог понять — как это несколько человек, посовещавшись, решили лишить меня жизни. Несколько совершенно чужих, незнакомых дядей… Ясли бы я сам кого-то убил — ладно, тогда хоть понятно. Но казнить из каких-то там процессуальных соображений — чудовищно!
Еще когда мне читали приговор, я надеялся… Я просто не верил что так может быть. Судья медленно, нудно и долго перечислял мои преступления и вменяемые статьи. По такой-то я приговаривался к трём годам заключения, по такой-то — к пяти, по одной даже осуждался условно! И вдруг, в самом конце всей этой пустой болтовни, объявилась статья- по которой они сочли возможным пременть ко мне высшую меру наказания. Я чуть не упал, Я видел, как в зале побледнела мать и мрачный брат стал-говорить ей, обнимая, какие-то слова… Адвокат сразу подошел ко мне и сказал что все это ничего еще не значит. Что суд просто выполнил свою формальность, а окончательно решать всё, всё равно будут другие инстанции. Есть большие надежды… Я поверил. Я просто не мог не поверить, Ведь я-то знал совершенно точно, что не представляю для общества никакой опасности. Игры окончены. Я — больше никогда!…
Мне выдали новую специальную одежду и перевели в камеру смертников. При этом улучшлось питание и общее отношение обслуживащего персонала. Это было ужасно! Все, все подчеркивало мою обреченность! И эта забота о моем здоровье! Меня стал посещать врач! Какал насмешка! Зачем им мое здоровье? Зачем мне мое здоровье? Каму оно нужно — здоровье смертника — ведь абсолютно все ходатайства и прошения были отклонены. Последний ответ от самого главного правителя пришлось ждать особенно долго. И мне казалось что где-то там что-то взвешивают, думают, обсуждают! На самом деле просто формировалась партия документов на подпись — чтобы не отвлекать внимание президента на каждую судьбу, а дать ему возможность решить все судьбы — оптом! И его секретарь накорябал на моем деле, что великий гос. муж, внимательно изучив перепетии моих преступлений, не счел уместным облегчить мое положение…
Я успокаивал себя мыслью, что со временем адаптируюсь к этой ситуации. Пробовал отвлечься сочиняя стихи.. , Но когда пришел самый главный, последний отказ и началось ожидание казни, я ни о чем больше думать не мог. Мне не назвали дату моей смерти.
Мне не сказали — каким образам будут лишать меня жизни. Я ждал каждый день. Облегчение наступало в обед. Я был уверен, что казнь случится утром. И если приносили обед — можно было чувствовать себя в безопасности до следущего утра. Но фактически — до вечера — потому что вечером начиналось ожидание утренней казни. Все это оказалось ерундой по сравнению с действительной процедурой. Утром ко мне ввалилась целая компания и сердце во мне остановилось. Наступил паралич. Немая волна прошла через лицо.Мне снова прочли приговор и все отказы. Потом главный прокурор объявил мне о там, что церемония убийства состоится завтра утром. Я буду застрелен в специальное комнате через дырочку в стене. (Мне это показалось особенно подлым: мне даже не дадут возможности увидеть своего палача и сказать ему слово укора…) Кроме того мне предоставляется последнее свидание с матерью.
- Зачем свидание? Что я скажу ей? Зачем разбивать её сердце? Меня отвели в комнату где за пуленепробиваемым стеклом сидела мать. Переговорным устройством служили телефонные трубки и это добавляло нелепый колорит в сктуацию. Матушка конечно готовилась к этой встрече тщательно. Взвесила все — как себя вести чтобы не заставить меня дополнительно страдать. Она конечно наелась таблеток чтоб не сорваться. Но все равно в глубине ее глаз светились иглы невыносимей, безысходной боли и ужаса. Я улыбнулся ей жалко.
- Сынок, может быть ты не веришь, но я теперь точно знаю, что Бог есть. Он посылает нам это испытание чтобы потом простить. Они убьют только твоё тело и, вот увидишь, мы скоро встретимся с тобой там.., я не знаю где…
Что она могла еще сказать? Я заплакал обратной стороной глаз, но она все же увидела. Я попросил ее не думать обо мне и это была единственная минута когда сам я о себе не думал. Мы долго — сколько позволило время свидания — молча смотрели друг-другу в глаза — чтобы не пользоваться позорными трубками в такой великий момент. И никогда в жизни мы не были ближе друг к другу. В камере мне подали праздничный обед, Я принялся есть, надеясь отвлечься. Надеясь, что пища отвлечет деятельность организма от головы к желудку. Но кусок мяса напоминал мне о том что это тоже чья-то — пускай животная — жизнь отобранная грубо людьми. Я думал что ем напрасно — запаса энергии во мне вполне достаточно чтобы преодолеть оставшееся расстояние. От страха расстроился желудок и сразу после обеда я сел на парашу. Меня удивляли происходящие во мне процессы ассимиляции и диссимиляции. Удивляло то, что организм продолжает выполнять свои физиологические функции,накануне своей гибели. Почему не останавливается кровь во мне? Значат приговор властей — дяя организма не убедителен и есть у него еще надежда? Я понял что надежда еще не испарилась и в моем мозгу. Еще было какое-то смутное ожидание чуда. Пробуждения. Вдруг завтра меня отведут в проклятую комнату и в самый последний момент скажут что высшая мера заменена на пожизненную каторгу! Как я хочу работать в каменоломне! Или рабом, приковать меня цепями к веслу — какое было бы счастье! Глупец! Чего мне не хватало в жизни? Я мог ходить свободно, есть, питъ, спать, общаться с людьми… По сравнению с вожделенной сейчас каменоломней, я был недосягаемо, непостижимо счастлив! Почему же не ощущал этого великого счастья? Неужели нужно сидеть в камере смертников для того чтобы понять яркое счастье жизни? Любой.
Потом был еще ужин и наступила ночь. Охрана тщательно проверила камеру — чтобы у меня не оказалось никакой малейшей, сдучайной возможности убить себя самому. Меня поразила эта жажда, конечно не самих охранников — государства — лишать жизни своих граждан именно насильно и по своему усмотрению. Я даже не заметил, что в мыслях моих государство становится лицом собственным. Живым существом наделенным эмоциями. Потом сквозанула в мозгу опять надежда — может быть все же возможно помилование? Может поэтому?..
Подумалось что если бы я был тюремщиком смертника, то обязательно сказал бы ему "по секрету" что решено довести процедуру до конца, что меня поставят к стенке — все как положено, только выстрела не будет — через несколько минут мне объявят о помиловании и это совершенно точно. Мне бы это ничего не стоило, а смертник прожил бы свои последние часы в радости, в неслыханном счастье. Как я был бы признателен тому, кто обманул бы меня так! Но ничего подобного мне никто не сказал и когда все удалились, я принялся сходить с ума. Истерика сменялась столбняком, но только аппатия не наступала. Все же я взял себя в руки и попытался спокойно всё обдумать: Ну, ладно. Умирать — все равно прийдется всем. Закон. Чего же тогда особенного? Чем моё положение хуже того что испытала наша бабушка в девяносто шесть лет? Сколько не живи — умирать не охота — не зря она так тщательно всегда проверяла ночные запоры… Но нет — врёшь, врешь! Ока ведь не знала когда! Да и была в маразме… А все-таки хреново вообще что надо умирать. Может правда есть Бог? Пусть будет! Но это все выяснится потом. Об этом — не сейчас думать, А о чем же сейчас? О смысле моей конкретной жизни? Почувствовать себя жертвой во имя высокой идеи? Чушь! Вот от чего плохо — не успел. Чего? Того что мог — не успел, не стал делать вовремя то что нужно было…
И это — чушь! Плохо то, что теперь только знаю как надо жить, что думать и чувствовать, кого и как любить — а поздно!
Не дадут, Как же выпросить? Что сделать, что сказать — чтобы дали? Есть ли такие слова чтобы их стали слушать? Чтобы все отложили и сказали: "Постойте — тут чувак правильно говорит — надо доложитъ…" Наверняка есть на свете такие слова, только как их придумать? На это у меня не хватит фантазии. Надо сейчас просто отвлечься. Ведь я живу еще — значит и сейчас мог бы быть счастлив, Ну-ка — испытай последнюю радость — сильнейшую в жизни!.. Сексуальную фантазию давай! Я попытался, Но возможность обладания женщиной, волновавшая всегда, теперь не работала, Я принялся мастурбировать, но не добился даже эрекции, не говоря уже об оргазме. Нет – все это — туфта. Тебя утром поставят к дырке и пристрелят и сперма твоя — останется в яйцах, а потом выйдет гноем в той яме где тебе предстоят разлагаться! Из чувства противоречия я вновь попытался вызвать семяизвержение — выпустить на волю ту потенциальную чью-то жизнь оставшуюся в моих генеталиях. Не получилось… Если бы вырваться на свободу! Надо делать детей при каждом удобном случае – на протяжении всей жизни. Пусть живут — не надо убивать! Пощадили бы хоть ради них – потенциальных. Ведь со мной они убьют целый род! Боже мой! Это я предал всех их — моих несостоявшихся потомков,. Не дал им возможности жить! Но значит им и не умирать. Не жаться в страхе, не сходить с ума…
-Что же делать? Что надо делать? Бедная мать,, Как переживет она завтрашнее утро? Так я думал всю ночь…
Это была самая долгая и самая короткая ночь в моей жизни. Я все пытался сорентироваться во времени — и ко мне не смогли войти неожиданно — я ждал каждый миг. Всё равно вздрогнул, как от неожиданности и подумал: «Все — пиздец !» -когда начались шаги.
Меня повели в душ и я тщательнейшим образом мылся лихорадочно соображая — что же я должен сказать. Мыл тело и разглядывал его с удивлением: вот все действует, шевелится, чувствует, а через пару часов не будет ни шевелиться, ни чувствовать… Бедный мой член от страха ушел весь в меня и глядел наружу, в последний раз, только жалким своим кончиком: никогда уже ему не подняться во весь рост и не вызвать восторг самки, не выполнить своего радостного предназначения… Если бы мог, я оторвал бы его и выбросил на волю за решетку — пусть бы кому пригодился. Но он не может жить без меня…
Доктор измерил мне давление и я с надеждой глядел на него -вдруг скажет что в моём состоянии казнь невозможна. Но он удовлетворение кивнул головой и подписал какую-то бумажку свидетельствующую о том, что в мир иной я отправился в добром здоровьи.
Дали зачем-то завтрак. И я поел — тщательно пережевывая пищу, — как бы заботясь о желудке… Потом мне ещё раз прочли приговор, наконец, спросили – нет ли у меня последнего желания.
- Не убивайте меня пожалуйста! я буду делать все что скажете…
- Об этом не может быть речи. Вы же слышали приговор суда.
- Тогда дайте мне какой-нибудь наркотик. Я хочу умереть от передозировки наркотика.
- Конституцией нашей страны, такой вид казни — не предусмотрен.
- Ну дайте, будьте людьми – снотворное, траквилизатор! Какая вам разница в каком
сосотоянии я перестану представлять опасность для общества!
- Никаких допингов, транквилизаторов, медикаментозных средедств.
- А можно стакан водки и сигарету?
- Водки — нельзя. Сигарету — пожалуйста, можете выкурить.
Мне дали закурить, но я сжег сигарету в четыре затяжки. Попросил еще одну, но вызвал только досаду окружающих — все куда-то сильно спешили. Мне хотелось сказать: "Мужики, такое дело — умираю. Давайте — успеете вы — посидим поговорим часик-другой. Я вам хотя бы про себя расскажу,вы ведь ничего обо мне не знаете — что я пережил — передумал будте людьми — не спешите. Это ведь не так просто… Но ничего я не сказал — конечно, меня повели… Я — впереди, сзади — целая кавалькада. Тут наконец страх мне помог. Я впал в состояние шока и уже ничего не чувствовал, еолько увидел пресловутую дырку в стене, к которой меня подвели и установили, как манекен.
- Если будете стоять спокойно, не шевелясь, то пуля попадет вам точно в мозжечек и вы не почувствуете удара, — сказали мне они и вышли из комнаты.
Я стоял не шелохнувшись при бешенном пульсе. — Чего же я ТАК боюсь? Ведь не боли же, которую не смогу, не успею ощутить и проанализировать… Сейчас они сотрут мои будущее, настоящее и прошлое. Это страшно? Им что? Мне нужно было решить этот вопрос — от чего так страшно. Понял! Меня пугает нарушение структуры! Нельзя чтобы сквозь меня пролетал предмет… Вот что. Просто инстинкт. А ведь не нравится мне моя структура — сам сколько раз думал об этом… Хотел бы быть умнее, мудрее, красивее, смелее, здоровее — масса недостатков в структуре… Но они не исправят их, а лишь уничтожат. Что же не стреляют? Я уже кажется просто сошел с ума.. .. Стреляйте! Я все еще жив!!!
- Ну, стреляй блядь!.. Бля-а-адь! — заорал я и с этим последним словом изо рта вылетела пуля.
1997г.
 Пидараска.Я достал фотокамеру и сделал серию снимков, используя все возможные объективы и ракурсы. Потом отошел и, присев рядом с мужиком спросил - А почему ж - пидараска-то? - Што? |  Колорит зимнего югаДом был обычный, типовой — двухэтажный барак. Я подошел к двери с номером один,волнуясь — вдруг муженек еще не урыл и позвонил с трепетом. |
