|
Позавидовать мертвым. | Litelatula.ru |
Шура Гриф с посредственного похмелья пошел с женой на базар. Он споткнулся на ровном месте и упал головой вниз — как нырнул — сломав или повредив при этом один из шейных позвонков. Операция по этому поводу прошла успешно и через
***
Мне часто снилось что отец, раскладывая резаные фрукты на крыше сарая, как будто бы поскользнувшись, падает на одно колено. Он пытается встать и тут понимает, что это не случайное падение, а смерть. Он беспомощно оглядывается, видит меня, стоящего в саду и огорченно тихо произносит — Вот черт!
Я зову брата. Мы по лестнице спускаем с крыши уже бесчувственного отца… и тут я просыпаюсь. — Слава тебе Господи, это всего лишь сон!
Недавно все это мне снова приснилось. Все в точности так же, но проснувшись и обрадовавшись, я вспомнил, что отец умер уже девятнадцать лет назад.
***
Фотокорреспондент Гришка Куляев почувствовал себя дурно на диване в своей фотолаборатории во время полового акта с машинисткой вечерней газеты Наташей И. которая при этом сильно испугалась и расстроилась. Ведь ей пришлось вызывать потерявшему сознание сотруднику скорую помощь и объяснять сторожу и нагрянувшей администрации — каким образом она — в выходной день и в нетрезвом состоянии оказалась на диване инвентарный номер 187/4 в компании с (мягко говоря) обнаженным передовиком производства Г.Куляевым.
Гришка тогда выкарабкался. Он умер через восемь лет, раздавленный гусеничным трактором неподалеку от отцовского дома, при неизвестных обстоятельствах.
***
Не повезло. Мы пришли на нарынскую таможню в обеденный перерыв. Пришлось ждать на широкой веранде достраиваемого здания, где возился с ацетиленовым генератором зачуханый сварщик.
— Смотри — сказала глядя на него моя коллега Асель Оторбаева — это наверно единственный и последний русский здесь! Она вошла в помещение и я видел сквозь окно, выходившее на веранду, как она принялась
Ко мне, тем временем подошел зам. начальника таможни и сообщил что начальник уже вызван и сейчас подъедет. Мы стали лениво беседовать на общие темы.
В это время раздался потрясающий взрыв. Мне показалось что на меня обвалилась крыша. Я упал и беспомощьно ворочался на полу, пытясь подняться на ноги. Рядом со мной такие же безуспешные попытки предпринимал заместитель начальника.
Наконец нам удалось подняться. У меня в голове гудело. Я не мог понять травмирован я, или нет. Стекла в окне, за которым только что стояла Асель были разбиты. Самой ее видно не было. Так же не было уже на веранде ни русского сварщика, ни ацетиленового генератора. Я побрел в комнату, посмотреть что с Аселькой. Она лежала поперек дивана усыпанная битыми стеклами и из ушей у нее текла кровь. Наклонившись над ней, я убедился что она жива и стал ее шевелить.
— Что это было? — Спросила она, переходя в сидячее положение и отряхиваясь.
— Не знаю. Кажется взорвался газовый генератор.
В проеме двери появился заместитель начальника таможни. Он шагнул в комнату, но тут же пошатнулся и стал валиться. Я подскочил к нему, поддержал. Сзади еще
Мы сели в машину и тут же уехали в Бишкек. Асельке было плохо. Она плакала и всю дорогу говорила о том, что ее дочь могла сегодня осиротеть. Вечером она позвонила мне домой и сообщила, что зам. начальника таможни умер от внутреннего кровоизлияния. Оказывается осколок генератора попал ему подмышку и прошел по дуге вниз, порезав все встретившиеся на пути до таза органы.
Тогда по мне пробежал холодок. Ведь я стоял с ним совсем рядом! Вполне могло случиться, что осколок, полетев чуть под другим углом, отправил на тот свет меня…
***
Любовь Николаевна Петерсон прожила долгую жизнь. Ее очень любили дети, внуки и правнуки. И она сама очень их всех любила. Последнее время, уже сильно ослепшая и оглохшая, она взяла привычку спрашивать пришедших ее навестить потомков — А ты знаешь сколько мне лет? Девяносто шесть! Какой ужас! В ответ мы все принимались уверять
На ночь она закрывала дверь на ключ, два крючка и цепочку. А на стене ее комнаты висел список телефонных номеров написанных пятисантиметровыми буквами и цифрами. Последний год она не могла вставать, или встав с постели падала и
***
Юра Иванов в свои девятнадцать любил выпить, курнуть травы, перекинуться в картишки по мелочи. У него были больные почки, но он не желал соблюдать диету, считая что жить надо весело — если даже и не долго.
Однажды, обкурившись он увидел дым над горами — прыгнул в канализационный люк и кричал оттуда прохожим — Прячьтесь! Атом взорвали!
Занятия в институте он пропускал регулярно, но на экзаменах никто из преподавателей не мог поставить ему меньше чем «отлично» — потому что знания его,
Умирал он в течение недели в больнице в страшных мучениях. Нефрит, или
***
Константин Анпилогов получил удар ножом в сердце после праздничной демонстрации 7 ноября 1965 года. Убийца, сосед потерпевшего, Борис Половников, по кличке Косой, объяснил свои действия местью за разрушенный Анпилоговым просторный шалаш, в котором местные подростки собирались, чтобы интимно попить винца и побренчать на гитаре. Косой освободился
***
На кануне своей смерти Иван Маркович Соловьев вдоволь выпил домашнего вина, был весел, плясал со своим маленьким внуком Мишей. Утром жена не смогла его разбудить. Он лежал на спине, закинув руку за голову и слегка улыбаясь. Нина Васильевна ничего не могла понять и даже позвонила моей матери — Надежда Андреевна! Иван Маркович, не знаю, не хочет просыпаться…
Незадолго до этого Иван Маркович стал делать записи в своей сберегательной книжке, в которой на счету уже несколько лет числился остаток — рубль пятьдесят. Маркович записывал —
Когда вклады перевалили за десять тысяч, он стал показывать свой финансовый документ приятелям на работе — Вы думаете — Маркович вино пьет — простак! А
После похорон его жена Нина Васильевна это богатство в одном из костюмов покойного.
— Два автомобиля «Жигули»! — Вдова поспешила в сберегательную кассу. Объяснения администрации о не действительности всех записей о вкладах, за исключением: «Рубль пятьдесят» — она расценила, как попытку украсть у нее деньги. Долго еще обивала она пороги милиции, прокуратуры, партийных и советских органов…
Умерла она, на много лет пережив мужа, от хронического истощения и перелома шейки бедра, устроенного ей родной дочерью, сбросившей Нину Васильевну с кровати — Опять обосралась! Все жрешь, жрешь!.. Ссука!
***
Сначала в Москву уехал мой младший сын с женой. Потом мой старший брат…
Его жена выехала из нашего родительского дома, увозя с собой нашу матушку и поселив в нем жильца Андрея — чтобы кормил собаку и вообще для порядка…
Я зашел туда однажды — двадцать третьего февраля — будучи под определенным градусом.
Андрей оказался очкастым молодым компьютерным человеком, может быть на пару градусов полегче моего…
Он с удовольствием согласился на предложение выпить и мы занимались этим некоторое время — дня два, или три… Когда закончились деньги, я ушел. Через два месяца мне сообщили по телефону, что над воротами матушкиного дома вот уже четвертый день не гаснет электрический фонарь, а по стеклу окна ванной комнаты В бесчисленном количестве ползают громадные черные мухи. Пришлось ехать — смотреть. У дома уже стояла труповозка и два казенных
Собака, оборвав цепь сбежала…
1.
Чужие неприятности пролетают мимо меня во мраке шишкастыми глыбами конгломерата. Свои — ударяют сзади по затылку. Прячутся вне зоны периферического зрения и неожиданно ловко бьют в висок. Но самые неприятные неприятности дерзко видны издалека — более того я сам провоцирую и вызываю их появление! Они летят прямо в лоб и попытки увернуться от них смехотворны. Они корректируют траекторию своего полета даже в самый ничтожный последний момент и точно поразят цель.
С некоторых пор я стал замечать, что стоит мне как следует набухаться, как в мире происходят самые особенные катастрофические события. Однажды я валялся в отрубе неделю, а когда очухался — оказалось что самолеты, управляемые террористами уничтожили
В следующий раз затонула в Баренцевом море атомная подводная лодка Курск с экипажем… Губительные ураганы и цунами зачастили пропорционально развитию моего алкоголизма. Я стал замечать эту связь, тревожиться и пугаться. Мои близкие заметили это тоже. То и дело стало слышно —
Только Женька сорвался… Все — трупы… никто не спасся.
Когда я в первый, или второй только раз готовил фоторепортаж из родильного дома, сначала меня больше всего поразили страх и страдания мамочки. Но потом, когда все уже было кончено и зародыш благополучно воцарился на этом свете, старая ( или сказать опытная?) акушерка, угощая меня кофе сказала — Знаете что меня больше всего поражает всегда? То, что появляется такая вот крохотулька, а у нее уже все на ладони написано. Вся судьба! Мы только не можем прочесть. И ведь это только хироманты так разрекламировали линии руки… Но если бы
Знаете, это как раньше дактилоскопия считалась идеальным инструментом идентификации. А потом криминалисты обратились к сетчатке и роговице глаза и наконец к ДНК… Только слово «Наконец» вряд ли дееспособно. То что сейчас «Наконец» -завтра покажется лишь наивным приближением к азам истины.
— Еще неизвестно — стоит ли так глубоко препарировать перспективы личности — вставил я не очень то к месту, просто — чтобы подтвердить свое участие в беседе.
-Человечество обречено на развитие мировоззрения. Но и на нашем скромном уровне уже интуитивно понятно что каждый рождается для
— Конечно буду!
Вторую роженицу уже вели под руки двое медсестер. Еще одна несла перед ней капельницу.
В родильном зале все еще находилась только что разрешившаяся от бремени женщина. Она лежала на
Новенькую подвели к соседнему эшафоту, уложили. Она была еще совсем девчонкой. Пятнадцать лет, как мне потом сказали. Вполне, впрочем, сформировавшаяся с милым, приятным лицом. Она вела себя спокойно и адекватно реагировала на все советы и команды врачей. Я, стараясь не глядеть на эпицентр, окруженный широкой полосой йодной блокады, делал свои карточки.
Когда женщина рожает, она настолько поглощена процессом, что ей обычно и в голову не приходит поинтересоваться — что это за чудила с фотоаппаратом вертится здесь не по делу. Наверно считается что раз фотограф в белом халате — значит он снимает для медицины…
Эти роды прошли за пятнадцать минут. И когда младенца положили мамочке на живот, чтобы он сам приполз к молоку, она повернулась ко мне с довольной улыбкой — Это будет в газете? А в какой? А за какое число?
2.
Судьба иногда демонстративно принимается жрать человека. Я видел такую атаку.
У нас работал водителем Василий Андреевич — крепкий, но уже серьезно пожилой мужик. У него было два сына Виктор и Саша.
Саша — спортсмен и пожарный, Виктор посиживал за мордобитие.
Вот однажды Саша на тренировке с другом в спарринге получает удар ногой в затылок. Бой продолжаться не может. Саша присаживается отдохнуть на скамейку и через несколько минут умирает. Сильный мужик Василий Андреевич, похожий на
Проходит пол года и из тюрьмы возвращается старший сын — Виктор. Василий Андреевич падает на мослы перед своим начальством и устраивает его на работу в газету — водителем. Новая иномарка, жена, сын, дом…
На работе Виктор сосредоточен. Говорит о Боге, карме и грехе. О табу.
— Я знаю чего я не должен делать, что мне запрещено… Я не должен реагировать на агрессию и никогда не поддаваться эмоциям, гневу. Нельзя поддаваться на провокации…
И он действительно очень сдержан. На работе им довольны. Но проходит два года и в один злосчастный день Виктор приходит на работу пораньше, садится на «свою» машину и уезжает в неизвестном направлении. Отца посылают на его поиски. Василий Андреевич пригоняет машину в гараж, а Виктор арестован.
Года полтора назад он привел домой собутыльника, который попросился пожить некоторое время, пока не решатся
Пришлось пойти во двор «поговорить». Во время этого разговора Виктор нанес обидчику удар здоровенным рашпилем в область ключицы так, что инструмент почти целиком вошел в грешное тело. Во дворе же была вырыта достаточно глубокая вертикальная яма в которой поверженный враг стал на длительную стоянку.
Покончив с этим, Виктор стал воспитывать жену. И делал это потом регулярно с настойчивостью и трудолюбием не сомневающегося в своей правоте человека. Супруга пыталась раскаиваться, всячески угождать любимому. Но все же пришла наконец к выводу что нет лучшей защиты, чем нападение и принялась угрожать Виктору разоблачением. Безутешный муж на это ответил еще большим семейным террором. Через некоторое время, в пылу полемики Витя не выдержал и засаживает в жену все тот же злополучный рашпиль, до полной остановки всех жизненных процессов. Во дворе появилась еще одна глубоко вертикальная яма с еще одной постоялицей.
Как нашли?
Василий Андреевич посчитал: нужно продать свою квартиру, свою новую машину, Витькин домик в деревне, и дом матери — тогда хватит. Потом всем придется переехать в двухкомнатную квартиру к Сашиной двухдетной вдове — в бетонный микрорайон. А через тридцать лет туда придет жить еще и семидесятилетний Виктор…
Василий Андреевич от альтернативы отказался. Даже на свидания со старшим сыном ходил всего дважды — о чем говорить? Только на Витькин день рождения отцовское сердце не выдержало — собрал он разнообразную передачу и побрел к заветному окошку. Но в шарашке ему сказали что сын его больше в списках не числится — приговор приведен в исполнение.
Всего через несколько месяцев был введен мораторий на смертную казнь…
3.
Я спросил у лишенного рук и ног инвалида — какие страдания по его мнению хреновее — физические, или душевные.
— Конечно, когда душу дерет — страшнее — не задумываясь ответил калека. — К физической боли быстро привыкаешь, а если она становится невыносимой — наступает шок и ты вообще ее перестаешь воспринимать, или теряешь сознание. Я вон сколько операций разных, да перевязок пережил и ничего… А вот то что вся эта лажа по моей собственной глупости произошла — простить себе не могу и примириться с этим не в силах. Такая заноза!
Я заблудился зимой в дачном поселке в лесу: столько домов одинаковых… У меня в сумке была еда и несколько литров водяры. Был я уже достаточно бухой чтоб ничего не бояться. В поисках дома своих приятелей я стучался во всякие двери — куда занесет. Ко мне выходили люди, задавали вопросы, но я не мог ничего толково им объяснить — я даже не знал фамилий своих кентавров, их телефонов, где они работают, вообще ничего про них не знал, кроме того что мы условились провести эти выходные весело… Мне давали разные советы, но переночевать никто не позвал. Наверно я выглядел не слишком респектабельно. Наконец я устал и решил что переночую в лесу у костра. Насобирал веток, разного мусора, зажег. Достал пожрать и выпить — устроил, короче себе одинокий экстаз. В основание костра я положил два толстых, коротких бревна, чтобы на долго хватило. .. Потом меня нашли зажаренным на углях. Одна нога у меня полностью сгорела до бедра. Но другой были локальные ( раньше я и слова такого не знал!) глубокие ожоги.
К тому же я отморозил себе обе руки наглухо. У меня оказались закатанными рукава — видимо жарко было…
Строгали меня, как Буратину. То в одном месте подкромсают, то в другом — подрежут… Сто раз! Но боль эта меня не мучила. Я хотел бы чтобы было еще в тысячу раз больней, за то что я ни за хрен собачий свою жизнь разрушил, но чтобы потом весь этот ужас оказался просто дурным сном.
Я ведь был костоправом. Из любого металлолома мог тачку на продажу сделать. Деньжата у меня не переводились и девочка клеевая позволяла делать ей приятные вещи… Просто сердце разрывается! Голова лопается — не передать.
Я подумал, что мои крушения значительно мельче бывают. Вспомнил, как однажды приехал в командировку в
4.
Я знаю что есть волшебные слова. Если хочешь хорошенько побухать — объяви всем что завязал. При этом повторяй маниакально чудодейственную формулу — Я НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ВЫПЬЮ СПИРТНОГО!
Эффект стпроцентный и концентрированный — обеспечен. Тебя напоят, выебут, ты просадишь все неизвестно откуда взявшиеся нормальные деньги…
Когда вся моя родня, один за другим, эмигрировала в Москву и ближнее подмосковье и стала манить меня за собой, я заявил что не уеду из Бишкека — пока меня не вышвырнут с работы.
А
Повстанцы и сами наверняка не ожидали, что им так легко удастся войти в дом президента и правительства. Если бы им навстречу выпустили
После двух ночей погромов и мародерства — столица Киргизов поджала хвост, как хором изнасилованная сука. Я работал в проправительственной газете, пренадлежащей зятьку бежавшего президента. Мы с коллегами хорошо понимали что нас скоро вытряхнут из редакционного гнезда, тем более что оно принадлежало раньше лидеру оппозиционной прессы. Однако Хозяин решил вести себя законопослушно и пройти через все необходимые судебные процессы, чтобы получить в руки законные решения, которые в будущем оградят его от обвинений и посягательств. Даже было сказано, что кроме самых рьяных президентских членососов, толпа может работать спокойно и рссчитывать на амнистию.
В те дни появилась юмористическая традиция снова и снова захватывать беззащитный Белый Дом. Люди каждого занюханного оппозиционера, считали делом чести отметиться в цитадели власти. Они приходили, брали штурмом ворота. Взбегали по мраморным лестницам внутри здания на
Разумеется главный редактор меня не понял и заодозрил в сговоре с кентами из оппозиционной прессы, с которыми я не прекращал якшаться. Я был обвинен в предательстве на основании распечатки телефонных звонков из редакции, в которой значилось что
Мне было предложено уволиться. А когда я отказался — охрана получила задание поймать меня с поличным в поддатом состоянии, составить акт и рапорт, чтобы создать законные основания для увольнения по статье.
Я не заставил себя долго ждать, тем более что в соседний ларек завезли очень вкусное черносмородиновое вино на розлив…
Итак я уволился. Оставалось только сдержать свое слово и ехать в Москву. Однако семья, узнав об обстоятельствах моего увольнения заартачилась и стала на довольно прохладную позицию. Особенно наша позапрошлая жена, которая даже предложила организовать мне общественную пенсию в двести американских долларов в месяц и бралась проследить чтобы эти деньги вовремя и регулярно поступали в мой карман, с условием что я останусь подальше. Но мне нечго было делать в Бишкеке и я писал сыновьям грустные письма, до тех пор, пока не было решено — приезжай!
Вопреки законам жанра — последние два месяца перед отъездом я провел в тотальной трезвости. И даже не выкатил отходную своим корефанам. Я был сосредоточен, настроен на успех и жаждал
5.
Большую часть жизни я придерживался самодельного принципа: «Можно продать свое время за деньги, но ни за какие деньги нельзя его потом купить.» Из этого следовало что в жизни следует профессионально заниматься только любимым делом, которое и так доставляет тебе удовольствие — даже и без зарплаты. Для меня это была фотография. И поэтому я не слушал советов сестрицы, которая советовала мне не брезговать ничем и соглашаться на любую работу, хотя бы, например — на стройке. Ведь мне уже пятьдесят два! Не возраст Д,Артаньяна, котрый завоевывал Париж в восемнадцать. Но я стал искать работу по специальности, хотя такая все никак не подворачивалась. Я чувствовал себя иждевенцем, месяц за месяцем живя за счет старшего сына в его съемной квартире в которой находилась и моя позапрошлая жена. Меня разместили на раскладушке на кухне между газовой плитой и холодильником. Стратегически важное место! Но главное — «Свой угол!» Ведь в первую ночь мы с позапрошлой женой попытались спать вместе. Всю ночь она жестко и бесцеремооно тыкала меня локтем в тело и требовательно командовала — Перевернись! — После этого, почти сразу же она принималась храпеть, так что заснуть удавалось с трудом. И только провалившись к Морфею, я ощущал новый неприятный толчок, сопровождаемый злым — Перевернись, ты храпишь!
Эта женщина, с которой мы создали двух замечательных сыновей, всю жизнь проработала
Поиски работы в Москве начались с интернета. Я коллекционировал адреса потенциальных работодателей,
В моем случае, когда мне был дан намек на то что покупка аппарата в принципе возможна, я сотавил две калькуляции. В первом списке у меня фигурировал самый на тот день дорогой фотомонстр Canon
Через месяц ОНА была в моих руках. Вернее — ОН, потому что это
Все получилось почти одновременно — Я принял российской гражданство, получил паспорт, камеру, работу и мне был назначен «белый» оклад в 700 грин с постоянной индексацией. Наша позапрошлая жена изменила тон голоса и иногда целовала меня в лысинку…
6.
Теперь о главном. Когда раньше приезжал в Москву, я бывало ловил на себе заинтересованные взгляды пригожих женщин. Теперь этого не было. Едешь по эскалатору, пялишься на встречные лица, но обратной связи нет.
Или посмотрит
Я первое время в пику толпе держался бодрячком и держал на лице улыбку, но скоро понял, что это бессмысленно. Кроме того что меня могут принять за идиота — никаких перспектив. И я вернулся к энергосберегающей мимике.
Еду и наблюдаю. Раньше в Москве красивых баб больше было, мне кажется. Но и теперь — увидишь избранное и печально станет — это не для меня! Уже — нет. Еще прийдет беспомощьная мысль — Вот превратиться бы сейчас в эдакого молодца, подойти к этой фафе и взять ее под узцы!
Тут, как нарочно, набрел я на магазинчик «Странные вещи» и купил по случаю книженцию знаменитого Мориса Моментоса: «Выйти из тела», из которой узнал, как душа может перемещаться и даже вселяться в чужие пределы. Просто мечта
Я не ожидал что меня эти упражнения захватят так сильно. Я даже несколько охладел к своей любимой фотографии. Но за это я себя жестоко корил и заставлял выполнять за предательство всякие штрафные работы…
Тем не менее процесс уже перешел в нерегулируемую фазу и я ничего не мог поделать со своим падением в этот дурман. Перепонка между привычным и неведомым стала таять и становиться все более условной преградой.
То что еще недавно я уверенно считал невозможным, приблизилось ко мне настолько, что приобрело бесспорную реальность. Я физически чувствовал приближение качественного скачка…
Не удивительно, что вся эта фигня происходила со мною в метро. Я уверен, что метро — это дьявольское изобретение. Если абстрагироваться и отбросить все аксессуары: поезда, станции и просто представить, как все эти толпы людей несутся роями под землей — стоя, сидя, лежа, как они идут массами, или стоят в человеческих пробках — мороз пробегает по коже! Эта демоническая динамика заставляет вспомнить иллюстрации к дантовскому аду…
Да это сам ад и есть, если честно… Даже то, как искажается твоя и так не благообразная рожа, отражаясь в стекле вагонных окон и дверей, косвенно свидетельствует о том, кто на самом деле является хозяином в этом безумии. Когда стоишь в ожидании надо рвом устланом рельсами, очень легко представить себя лежащим там внизу и рассеченым, перемолотым многочисленными колесами
Так вот: еду я однажды по своим делам, параллельно оглядывая соседей пассажиров, как вдруг, на Савеловской в дверь заходит настолько потрясающая красота, что у меня в сосудах мгновенно образовался легкий вакуум, преведший к молниеносной, но кратковременной потере сознания. Такая свежая, безупречная! Какие глаза!
Божественные руки! Умеренная и довольно умелая боевая раскрасска лишь осторожно подчеркивала данное природой совершенство. Остановилась у дверей, повела взглядом по лицам, естественно… Я захотел ее молниеносно! Приблизиться, прикоснуться, почувствовать нежное дыхание. Почему при виде такой лапы не возникает мысль о зловонии изо рта? А вдруг у нее гнилые зубы? Но этого не может быть! Это и есть гармония в ее олицетворении! Если она заговорит, у нее обязательно окажется приятнейший тембр голоса. Если разденется, на ее коже не окажется бородавок и шрамов, и грубых, неуместно растущих волос. В этом можно не сомневаться. Поезд попер дальше, а она осталась стоять у двери, потому что все места были заняты такими обломками жизни как я, наблюдающий за этой конфетой
на
С большими амбициями… и презрением к старости. Мне очень трудно было заставить себя смотреть не на неё, а на него, но это было необходимо, потому что я принял решение. Вернее — ситуация приняла это решение за меня.
Итак я смотрел на него, пытаясь понять эту сущьность. Не тренированному должным образом человеку такое не под силу. Я же активно понимал его пласт за пластом. В этом и заключается проникновение. Слить свой эгоизм с его эгоизмом, свой опыт с его незрелостью, преоритеты, отрицания… даже пульсация должна стать синхронной. При этом настолько отвлекаешься от самого себя, что перестаешь ощущать свое тело и естество. Внезапно я обнаружил себя в нём! Внезапно, потому что вопреки своему стремлению, я не мог все же представить себе как это будет на самом деле. А было все просто. Я смог увидеть себя, сидящего по диагонали на право. Тот же эффект что получаешь от дыма хорошей травы, но только без дурмана. Сидит мужик в кожаной кепочке — кимарит. А я, молодой и красивый стою у двери метрошки. Не знаю куда подевалась душа этого парня. Никакого сопротивления я не ощущал. Но я обладал его телом и памятью, как своими.
Она вышла на Боровицкой, перешла на станцию Библиотека Ленина и вышла на землю возле Кутафьей башни Кремля. Я следовал за ней поняв — провинциалка! Прошла в Александровский сад не спеша, остановилась посмотреть на часового у Могилы… Была первая оттепель ранней весны. Я с удовольствием чувствовал пружинистость «своей» молодой гениталии и, более не откладывая, пошел на сближение. Пошел рядом с ней, когда она уже выходила из чугунных ворот сада, начиная правый поворот к Красной Площади.
— Здравствуйте! Мы ехали с Вами сюда в одном вагоне метро…
— Да, я заметила, здравствуйте. — Она замечательно улыбнулась — просто вся расцвела… моя дорогая!
Её звали Даша, а как же! Моё тело звали Семён, но я похерил это имя и провозгласил свое — Женя.
Как прекрасно было почувствовать снова в себе молодую энергию! Хоть козликом прыгай! Коленки не болят!
Я мог бы подробно описать этот великий день, но речь не о нем. Он прошел и закончился сказочной ночью. Может и есть смысл в смаковании таких воспоминаний. Но проблема в том, что они ни чем не отличаются от воспоминаний моей прошлой молодости,от памяти прошлого сна, от воспоминаний вообще. Это все знают. Как передать эти непередаваемые моменты? Это быстрое сближение двух жаждущих тел и душ… У меня ум за разум зашел. Только что проникнув в тело Семена, я проникал его телом в Дашино тело… и душу. С кем она была и кого полюбила? Какие слова говорил бы ей, Даше, Семён? Или слова не имеют значенья? Как должен был чувствовать себя я — паразит использовавший чужое естество, для восприятия божественных ощущений? Все же нас было трое. Мы ласкали
Я хрипел, что все будет нормально, что это нечаянный срыв и я приму нужные меры… А если не справлюсь — уеду обратно в Бишкек.
7.
На работе все обошлось. Я сказал что сильно отравился консервами. Почему не звонил? Почему не отвечал на звонки? — Было слишком уж плохо. Чуть не подох! — Посмеялись — забыли. Некоторое время Босс подкалывал меня, упрекал в излишней страсти к консервированной рыбе. Потом за работой забылось. Как
А подвернулась командировка в Питер. Я решил быть осторожным, но не воспользоваться такой ситуацией я не мог. После первого рабочего дня, я пошел в ресторан. Вычислил там донора помоложе и побогаче, влился в него и уже после этого, подсел к своему телу за столик, хорошенько его угостил, подпоил и проводил в гостиницу спать. А сам вернулся в ресторан, подцепил хорошую девочку Сашу и провел потрясающую ночь любви. Поутру потихоньку заснул и вернулся домой в свою пожилую тюрьму. Утром было совсем тяжело. Тело не проспалось, а душа — вообще не спала! Этот бурный выброс эмоций тоже ведь утомляет. Крайним усилием воли я заставил
— Все в порядке! — заверил я, сожрал яичницу, бутер с беконом и выпил крепкого чаю. Но все равно весь день я пульсировал между жизнью и смертью. Коллега Лариса несколько раз принималась меня корить. — У вас красное лицо! Это давление! Евгений Дмитриевич, вам совсем нельзя пить! Вы умрете!
Я вынужден был сказать ей, что этого больше не повторится. Но она все равно заложила меня начальству по возвращении. К тому же я слишком слабо все снял… Были неприятности.
После питера я держался довольно долго. Я уговаривал себя не чудить. Все это совершенно не серьезно. Если нельзя летать по телам все время, то в одноразовых приключениях нет ни малейшего смысла. Это все равно что помечтать. Вот и мечтай, смотри свои сны, а в тела не лезь! Все равно все так быстро кончается, а потомь остаются проблемы. Но ведь это — игра! Разве можно уйти от неё добровольно? Я чувствовал, что качусь в пропасть.
Мое старое тело стало для меня обузой. Напрасно я убеждал себя, что главное в жизни — творчество. Что правда только в нем. Надо в него погрузиться и прогнать из головы всякие глупости. Надо, надо, надо…
И вот босс объявляет мне, что я полечу в командировку в Бишкек. На пять дней! Встречусь с друзьями — я так по ним соскучился! Покажусь им успешный, прогрессивный, оптимистичный. Пусть не думают, что в эмиграции я пропал! Отголоски честности заставили меня все же сказать боссу, что может быть лучше мне поехать снимать фестиваль воздухоплавания в Великие Луки?
— А вы что мазохист? — спросил Олег Васильевич — Я же знаю, что вы спите и видете поездку в Бишкек! — Я сдался.
Лететь должны были на
Наэлектризованный воздух холодными волнами налетал на людей. Под первые разряды с небес, мы покатили в автобусике на аэродром. Там обычная тоска неизвестности. Вылет — то ли в девять, то ли в одиннадцать… Сидение на скамеечках рядом с поклажей… Подъезжает еще один автобус и выходит из него женщина мечты — прессекретарь генерала Бордюжи капитанша Мохова Валентина… Я беспомощьно оглянулся вокруг. Все такие же уроды, как я. Ни одного потенциала! Но… она же летит вместе с нами! По пути подвернется вариант! Несомненно! Эту женщину я не могу упустить!
Когда подвезли к самолету, я увидел командира корабля. Это был он — тот парень! Что мог я поделать?
Из пилотской кабины, куда я -летчик первого класса — пригласил Валентину, я видел свое тело, сидящее в тесной компании. Оно играло в преферанс и пило водку. — Порулить не хотите?- спросил я Валю, гладя её по колену…
Через четверо суток я очнулся у сватов в деревне. Я лежал на постели. Я знал что потерял оба паспорта — Российский и Киргизский, все деньги, мобильный телефон и трусы. Сват иногда заходил в комнату и брезгливо спрашивал — Может поешь
Нет, не могу… не хочу — стонал я.
— Вспомни где оставил трусы. — говорил сват — Где трусы, там и паспорт.
Я хотел умереть. Что делать? Я совершенно не знал. Я знал что два дня назад меня разыскали спецслужбы и забрали камеру, чтобы отправить её в Москву. Я был уволен. Звонил младший сын. Сват принес мне телефон в постель. Дорогой голос произнес — Ты заебал! Что теперь делать? Как ты вернешься в Москву? Как будешь жить в Бишкеке? — Ничего я ответить не мог.
Провалявшись еще пару дней, я поехал в «Вечерний Бишкек». — Может
Оставаться у сватов я больше не мог и поехал в Токмак к своей младшей жене. Она встретила меня со спокойной неприязнью. Но разрешила пожить «некоторое время» — куда же девать?… — Только трахаться я с тобой не буду!
В сердце торчала толстая с заусеницами заноза. Алена уходила дежуритьв свою пожарку на сутки, а я оставался в квартире и думал. Думал о том, что просрал свою жизнь. Опозорил перед детьми свое имя. Я мог спокойно превратиться в бесплотную душу и путешествовать по телам наслаждаясь иллюзией жизни, но я не хотел больше иллюзий, хотел настоящего. Но иногда принимаясь рассуждать, убеждал себя, что жизнь все равно окончена.
Какие у меня перспективы? Стареющий неудачник… Я ходил в интернет кафе и писал грустные письма своим сыновьям. Старший однажды ответил — Как странно! Ты год назад писал сюда грустные письма. Потом приехал в Москву, преодолел трудности, нашел работу, получил камеру и стал преуспевать… На зеркале в прихожей до сих пор висит куча твоих бэйджиков с разных московских событий… но тебя больше нет. Ты снова пишешь
В консульском отделе Российского посольства, мне объяснили какие документы мне нужно собрать для получения разрешения на возврщение. Значит вернуться я
Жить в Бишкеке я тоже не мог. Меня никуда не брали на работу, а получить киргизский паспорт было невозможно. Для этого необходимо было
Дети прислали мне билет на паровоз, с условием, что я поселюсь отдельно. Я получил консульское разрешение и поехал. Три дня пути… столько мыслей, решений и отчаяния. Моя душа устала. Это вполне соответствовало закону о сохранении энергии — я дал ей пережить искусственное «Не положенное» счастье и эмоции и теперь она расплачивалась за это отсутствием желания жить. На меня нашло
Приехав в Москву, я прямо на Казанском вокзале забрался в тело
Злодействовать я не мог из этических соображений. Забраться в тело босса одного из моих детей и создать для него режим наибольшего благоприятствования я просто боялся — убедившись на практике, что за это все равно прийдется платить и еще не известно как и чем. Может быть поднять самого себя? Вселиться в
Это замкнутый круг. Это просто конец.
Снова наступила зима. Над Москвой висел тяжелый серый кизяк. Я вернулся в свое тело ранним утром. Обнаружил себя лежащим на скамейке в метро. Приподнялся и сел.
Поезд ушел, а я так и стоял надо рвом на дне которого смугло блестели рельсины. Вот какой конец! Жаль нельзя увидеть детей, попрощаться… Жаль что я так и не сделал своего главного на этой земле. Что же мне помешало? Что же теперь размышлять? Верно говорят — легче вылезти из жопы, чем понять как ты в ней оказался!
Справа послышался шум. Я собрал все свои силы. И когда из дыры в стене вылетел громыхающий поезд с веселой надписью «Алтуфьево» -на лбу, я решительно шагнул под колеса, объединив свою душу и тело в этом великом порыве.
 Роман века- Ну, Гриша! – убедительно и членораздельно говорил девичий голос из-за двери слева – Ну, мне же больно!!! Дверь справа приоткрылась и на пороге своей фотолаборатории показался Эдгар Лукъянович Вильчинский – потомственный и старейший фотокорреспондент а |  ТароБог говорит: «Вот видишь — ты, как животное, должен делать говно. А тот кто делает говно — безусловно — раб.» |
